Архив рубрики «Рекомендуем к прочтению»

Бог евангельский, особенно в притчах, в напутствиях Его о нас, о том, какими мы должны быть, часто представляется жестоким карающим царем, мздовоздаятелем, хозяином, судией. На эту тему за две тысячи лет в Церкви накопилось множество разнообразнейших интерпретаций. Я, честно признаюсь вам, устал от выбора, каких толковательских интерпретаций придерживаться. Я выбрал для себя ту, которая говорит, что эти притчи нам повествуют доступным нам языком о том, какие мы есть на самом деле и какими хорошо бы, чтобы мы стали, но они не говорят нам, каков Бог.

А вот о том, каков Бог, нам говорят не притчи, а Сам Христос, Своей жизнью, Своими делами, Своей смертью за нас, Своим Воскресением.

Кто-то из авторов говорил, что, даже если бы Он ничего не сказал, а только, умалив Свою Божественность, пришел, стал человеком, служил людям, безвинно страдал и умер за нас и потом воскрес, уже этого нам было бы достаточно, чтобы понять, каков Бог, и (даже не для указания, какими мы должны быть) этого должно быть достаточно, чтобы мы захотели быть с Ним! Вот что главное: евангельский Бог в Своей деятельной любви к нам, в любви до смерти за нас таков, что нам желанно быть с Ним. Вот что! И наша извращенная грехом природа в том-то себя и являет, что с таким Богом нам быть и неохота, недосуг.

Взирая на евангельского Живого Христа накануне Страстной седмицы, я верю в Его любовь к нам, в Его бесконечную милость. Я ни во что, ни в какого другого Бога больше не хочу верить и не буду, потому что это будет не Христос. Я вижу, что не спасаюсь никак и, судя по всему, никогда не соберусь как-то спасаться. Пост заканчивается. Нет ни успехов, ни побед, одни отступления и поражения. Вера в любящего и от этой любви к нам умершего за нас Христа единственная спасает нас от отчаяния и придает смысл нашей жизни. Может быть, для осознания этого только и стоило нам поститься.

Илья Забежинский

В пятое воскресенье Великого поста Церковь празднует память преподобной Марии Египетской, святой подвижницы, которая является образом глубокого искреннего покаяния, приносящего великий плод.

Вы все помните ее житие. Помните, что юность ее прошла в беспутстве, что она была блудницей, куртизанкой, падшей женщиной в большом развращенном городе в Египте, что она стала святой из великой грешницы. Но, несмотря на такой образ жизни, в сердце Марии, наверное, была какая-то искра Божия, притягивающая ее к Богу. Она не понимала, что живет не так, как требует заповедь Господня, не так, как требует совесть. Она считала, что никому не приносит зла.

Однажды отправлялся большой корабль с паломниками, богомольцами в Святую Землю, и Мария решила отправиться с ними. Вначале у нее не было даже мысли, что это будет паломничество в Святые места. Она просто хотела весело провести время с людьми, которые отправлялись в путешествие на корабле.

В таком настроении она и плыла, и высадилась на берег у Яфы в Святой Земле, и вместе с толпой богомольцев отправилась в Иерусалим. Сотни и тысячи людей вереницей двигались к храму Господнему, чтобы поклониться месту, где стоял Крест Христов и гробница, куда было перенесено Пречистое Тело Господа.

Шли купцы, князья, воины, горожане, крестьяне — люди разных народов, говорящие на многих языках. И вся эта пестрая многоликая толпа вливалась в храм Воскресения. И Мария шла с ними… Но, когда она подошла к воротам, какая-то сила оттеснила ее и не дала ей войти. Сначала она думала что просто толпа мешает ей попасть внутрь, но потом убедилась, что все люди, мужчины и женщины, которые шли рядом с ней, в конце концов вошли в церковь, а она все время остается за порогом. Так прошло десять минут, полчаса, час — какая-то незримая сила не пускала ее в храм.

В этот момент все и произошло в ней: она поняла, что недостойна переступить порог Дома Божия, что Господь загородил ей путь. И с этого времени начинается ее жизнь в покаянии.

Мария полностью изменила свой образ жизни и осталась в Святой Земле, чтобы искупить свои грехи. Но невольно у вас может возникнуть вопрос: почему именно эту женщину Господь таким удивительным знамением остановил, и почему Он нас с вами не останавливает? Почему туда входили толпы людей, и, наверняка, среди них были грешники, быть может, гораздо большие, чем эта бедная египетская куртизанка, блудница? Она, может быть, и попала в свое положение по бедности и легкомыслию. Почему она одна была остановлена? Почему Бог выбрал ее? Если положа руку на сердце, каждый подумает, то эта сила должна была бы и нас отбросить от порога храма, ибо и мы недостойны войти туда по своим грехам.

Прямого ответа житие нам не дает, но мы можем догадаться, в чем тут дело. Почему она избрана? Потому что, по-видимому, в этой невежественной, падшей, молодой, несчастной женщине была большая душа. Господь ее отметил, ее остановил, чтобы пробудить ее совесть. Она хотела прийти и поклониться Гробу Господню в простоте своего сердца, казалось бы, испорченного, но на самом деле, в глубине чистого. Она не просила у Бога ничего, а только хотела прийти и встать перед местом Его Голгофы. Наверное, туда пришли тысячи людей, которые молились — одни о здоровье, другие о богатстве, третьи об успехах в своих делах, четвертые молились за своих детей — у каждого человека найдется своя нужда, — а она ничего не просила, она только хотела приблизиться к Господу, и больше всего ее убило, что даже это ей было запрещено.

Это должно нас с вами привести к важной мысли. Хотя Господь повелевает нам: «Просите и дастся вам», — все-таки самое главное — это просить у Бога не даров Его, а того, чтобы Он Сам, Его Сила, Его благодать, Его любовь были с нами.

Сегодня мы в Евангелии читали, как двое учеников — незадолго до распятия, — воображая, что Господа ждут слава и почести, просили у Него, чтобы Он у Своего престола поставил и их по правую и по левую стороны. Если бы они чувствовали, что переживает в это время Господь, приближаясь к месту Своего страдания, они бы не стали к Нему обращаться с такой просьбой. Но они были заняты своими мечтами, своими желаниями и поэтому они просили. Не так ли и мы с вами, когда стоим перед Крестом Христовым, обращаемся к Господу только с тем, что нам нужно.

Каждый из вас знает, что когда у нас нет особой нужды, когда у нас все спокойно, молитва наша начинает охладевать, она еле теплится, нам надо понуждать себя встать на молитву. И, наоборот, в отчаянных обстоятельствах, в болезнях, в трудностях, в испытаниях — вот тут-то, когда гром грянул, мужик и перекрестится. Значит, нас только нужда, как оказывается, побуждает к молитве. Значит, если бы у нас было все благополучно, если бы Господь дал нам все дары, о которых обычно мечтают люди, — здоровье, успех, благополучие в семейной. жизни, в работе — мы, может быть, тогда и молиться бы не стали? Мы бы, поблагодарив Его холодно, рассеянно, быстро бы забыли об этом? Да, так бывает, и все мы знаем это по своему горькому опыту. Так бывает…

Но вот в псалме 26-м, который часто повторяем: «Господь просвещение и Спаситель мой, кого убоюсь я…», — сказано о людях, которые искали Самого Господа, потому что им уже ничего не нужно на Земле. Вот самое главное — возлюбить Господа Бога всем сердцем своим, всем помышлением своим, всею крепостию своею. «Взыщите лица моего», — говорит Господь через псалмопевца. Значит, взыщите не только даров Моих, которые Я даю вам, а взыщите Самого Меня. Любовь ко Христу есть основа нашей духовной жизни. Если этого не будет, мы будем, как язычники, которые приходят получить у своих богов то, что им сегодня нужно.

Наша молитва должна очиститься от корысти. То, что мы просим, как дитя просит у матери, так и нужно делать, но ведь дитя любит свою мать. Оно же не только тянется к руке, которая дает подарок или что-нибудь нужное. Дитя тянется к самой матери, потому что она любит его и потому что у него есть любовь к той, которая его родила и носила на руках.

И наша молитва должна быть именно такой! Не только дающую руку Господню видеть и тянуться к ней, но и Самого Господа видеть, который всегда должен быть перед нами, — как бы распятый перед нашим лицом.

протоиерей Александр Мень 

В наше время многие миряне спрашивают: с какой стати им, людям XXI века, поступать в соответствии с правилами, написанными монахами и для монахов еще в седой древности? Зачем им читать монашеские книги, в которых нет и отдаленного упоминания тех проблем, с которыми мы сегодня сталкиваемся?

Вот и 4-я неделя Великого поста посвящена монаху, жившему 1,5 тысячи лет назад. Насколько же актуальны писания преподобного Иоанна, игумена Синайской горы, в XXI веке? Неужели в них есть что-то для нас ценное? Ответить на эти вопросы мы попросили протоиерея Сергия Правдолюбова, священника Димитрия Шишкина и диакона Валерия Духанина.

«Все основные проблемы человеческой жизни коренятся в наших страстях и грехах, с которыми мы не умеем бороться»

Диакон Валерий Духанин, кандидат богословия, проректор Николо-Угрешской духовной семинарии:
– Мне сразу же вспоминаются слова известного психолога Уильяма Джемса, который, прочитав аскетические слова преподобного Исаака Сирина, сказал: «Да это же величайший психолог мира!» Оказывается, святые отцы-аскеты, жившие в древнее время, знали тайны жизни и загадки человеческой души лучше самых известных психологов нашего мира.

У Николая Васильевича Гоголя настольной книгой была именно «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника. Гоголь часто обращался к ней за разрешением вопросов своей духовной жизни. А известный философ Иван Киреевский, увлекавшийся Гегелем, Шеллингом, когда по просьбе своей глубоко верующей жены взял в руки «Отечник», то был настолько поражен мудростью простых святоотеческих изречений, что с этого момента посвятил себя Православной Церкви. То есть мы видим, что представители светской культуры изумлялись глубине писаний святых отцов, видели там подлинную мудрость.

Конечно, писания святых отцов – не развлекательная литература, которая уносит душу в заманчивые фантазии. Святоотеческая письменность читается с усилием, но она вносит в душу благодатный мир, открывает глаза на собственное состояние и на то, что же нам нужно делать.

В чем актуальность писаний преподобного Иоанна Лествичника для нашего времени? Если задуматься, все основные проблемы человеческой жизни коренятся внутри нашей души, в наших страстях и грехах, с которыми мы зачастую не умеем бороться. Как наводить порядок в собственной душе – об этом и писал преподобный Иоанн Лествичник. Не надо думать, что в «Лествице» – сугубо монашеские наставления; там много такого, что важно для всех христиан вообще. В этих писаниях много говорится о покаянии и борьбе со страстями, что особенно важно во время Великого поста. Например, святой Иоанн говорил, что на Страшном суде мы не будем обвинены за то, что не творили чудес, или не богословствовали, или не достигли духовных видений, но мы будем обвинены, если не приносили покаяния о своих грехах. Святой Иоанн прекрасно описывает развитие страсти и способы борьбы с ней. Вообще христианин выносит из «Лествицы» главное – необходимость всегдашней обращенности души к Богу с рассудительным отсечением от себя всего, что вредит нашему вечному спасению. «Лествица» преподобного Иоанна, несомненно, принесет пользу каждому христианину, в какое бы время он ни жил.

«Аскетика некоторых раздражает и даже злит, потому что разрушает сиюминутный комфорт, не желающий знать о вечности»

Священник Димитрий Шишкин, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в пос. Почтовое Бахчисарайского района:
– Главная проблема нашего времени – это утрата человеком понимания своего высшего призвания. Всё более преобладает в мире идея, что смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы прожить здесь, на земле, максимально комфортно и счастливо. При этом под счастьем понимается какой-то среднестатистический набор душевно-телесных радостей и удобств. Человек, «отмахиваясь» от аскетического опыта, накопленного Церковью за века, калечит себя, делает свою жизнь катастрофически усеченной, потому что отвергает помощь в труднейшем и важнейшем деле – в обретении полноты любви и согласия с Богом. Больше того, погружаясь с головой в душевно-плотскую жизнь, человек совершенно утрачивает действительное представление о духовной жизни. Он, может быть, даже знает о ней из книг, способен порассуждать, поговорить о ней, но не более того. Потому что живой опыт обретения благодати Святого Духа, опыт возрастания в познании Бога приобретается не иначе, как «любовью к достопоклоняемым заповедям и их святым исполнением». Без этого опыта вечная благодатная жизнь становится для человека лишь неким культурологическим фактом, но не более того.

Любая архисложная и ультрасовременная проблема при строгом рассмотрении имеет свое духовное измерение. И причинно-следственные законы духовной жизни неизменны со времен Адама и Евы. Меняется только внешний антураж. Глубокое проникновение святых отцов в суть человеческой жизни как раз и помогает каждому из нас лучше понять себя, разобраться в причинах многих личных проблем и найти пути их правильного разрешения.

Письменно запечатленный опыт аскетической жизни – это ни в коем случае не образец для бездумного подражания, но духовный ориентир, к которому мы все, христиане, должны стремиться, с которым мы должны сверять всё многообразие нашей душевной и телесной жизни. Если угодно, это – духовный маяк, позволяющий нам не заблудиться окончательно во тьме безумного мира.

Удаление от понимания истинных масштабов человеческой жизни, от осознания того, какой она должна быть в вечности, – приводит к постыдному обмельчанию человека. Человек сам низводит себя до уровня бессловесной твари с той только разницей, что всякая тварь бессловесная не знает греха, потому что пребывает в пределах, определенных ей законом естества, а человек, становящийся скотом бессловесным, согрешает самоосквернением, попранием в себе образа и подобия Божия. И вот этот вопрос, вопрос измерения собственной жизни – это вопрос вечный. То есть, имея призвание к достижению совершенства и святости, слыша призыв сделаться наследниками Царства Божия, каждый из нас должен сознательно совершить свой выбор, отвечая на этот призыв уже здесь и сейчас. И этот призыв есть совершенная, вечная и неотменимая для всякого человека данность, относительно которой и проходит наша земная жизнь во времени.

Душевно-плотский образ жизни означает отказ человека от высшего своего призвания, нежелание ясно и честно смотреть в будущее. Устремление же к Богу неизбежно предполагает самоограничение, сознательное воздержание от греха. И опыт христианской жизни открывает нам такие запредельные высоты, о которых мы даже не догадываемся, пока не сделаем этот свой выбор и не начнем с Божией помощью воплощать, реализовывать это высшее свое человеческое призвание – «быть причастниками Божеского естества».

Вот почему духоносные старцы, монахи, жившие много веков назад и все силы положившие на достижение единства с Богом, становятся неизменно близки каждому верующему человеку. Эти древние монахи хранят и передают нам не мертвые правила, слова и буквы – а живой и действительный опыт обретения смысла и полноты, неизреченной радости человеческой жизни.

Читая творения святых, мы вступаем с ними в духовную связь – и это не метафора, а реальность высшего порядка.

В Псалтири есть такие слова: «с преподобным преподобен будеши». Узнавая больше о том или ином святом, читая его творения, мы вступаем с ним в общение, в духовную связь, и это не метафора, а реальность высшего порядка, потому что у Бога вообще нет мертвых, но души святых, кроме того, что живы в вечности, – еще исполнены великой благодати за свою верность Христу, за горячую любовь и устремление к Нему. А еще – что немаловажно – они имеют опыт телесной жизни со всеми ее скорбями, искушениями, болезнями, а подчас и падениями, но и покаянием, и познанием истины. И когда мы посредством молитвы или чтения жития и творений святых отцов вступаем с ними в общение, мы пусть отчасти, но приобщаемся их святости, приобщаемся их благодати, обретаем в их лице помощников, живых ходатаев и заступников перед Богом. Всякий внимательный христианин может рассказать о примерах помощи того или иного святого в самых разных делах и обстоятельствах, когда человек пусть с краткой, но сердечной молитвой обращается к этому святому за помощью. И это не какие-то исключительные и редкие случаи, а, можно сказать, норма христианской жизни.

Когда мы узнаём о жизни такого великого святого, как Иоанн Лествичник, в первую очередь мы должны понять, что его святость – это во многом результат исключительной веры, многих трудов и страданий, слез и преодолений. И каждое слово, сказанное им, – это действительно слово на вес золота. Но изложение аскетического опыта преподобного Иоанна – это не только его частная история, но, в широком смысле, – история восхождения человека к Богу, связанная с мучительным преображением падшего естества ради достижения сверхъестественного, райского состояния. И это призвание к святости, путь восхождения к Богу – то, что имеет отношение к каждому из нас независимо от того, в какое время и в каких условиях мы живем. Независимо даже от того, верим мы или нет, потому что есть реальность высшего порядка, к которой мы можем относиться по-разному, но которую мы не в состоянии отменить.

Именно потому некоторых раздражает и даже злит учение таких великих святых, как Иоанн Лествичник, что это учение разрушает ограниченный, сиюминутный комфорт, не желающий ничего знать о вечности, о величии призвания человеческого. Напоминает о призвании, от которого никому невозможно отмахнуться и на которое каждому придется – так или иначе – ответить. Вот именно эта необходимость ответа, если не осознание, то чувствование его неотвратимости и раздражает тех, кто не хочет об этом призвании ничего знать, кто хотел бы оставаться бессловесным (читай безответным) животным, пусть и наделенным разумом, волей и способностью изъясняться на человеческом языке. Но речь – это дар Божий, подразумевающий живую связь говорящего человека с глаголющим Богом, возможность разумного ответа на заданные важнейшие вопросы бытия.

Иоанн Лествичник не только всю свою сознательную жизнь посвятил тому, чтобы познать пути восхождения человека к Богу, но и приложил все от него зависящие усилия, чтобы этот труд восхождения осуществить на деле. Ответить на Отеческий зов и, Божией милостью, но и прилагая крайние усилия со своей стороны, достичь цели человеческой жизни: «войти в радость Господа своего». Об этом потрясающем, трудном, многоскорбном, но и светлом, радостном опыте восхождения и повествует нам великий святой Иоанн Лествичник. И повествование его – это не рассказ о бывших когда-то событиях, а откровение о нашей природе, о нашем с вами призвании и о путях его осуществления. Здесь всё предельно конкретно, точно и ясно. Только бы нам не оставаться глухими, только бы откликнуться на Божественный зов, только бы начать идти, а Господь милостью Своей и любовью к нам, молитвами преподобного Иоанна Лествичника не оставит: поддержит, укрепит и научит. Только бы мы стремились к Нему, искали Его, прилагали усилия к приобретению Его благодати, помня, что это возможно для нас только «во укрепляющем нас Христе».

Вот почему говорит преподобный Иоанн, что быть христианином – это значит, «насколько возможно, человеку подражать Христу словами, делами и помышлениями, свято и непорочно веруя во Святую Троицу».

Будем помнить об этом, будем сверять свою жизнь с бесценным опытом великих подвижников, будем помнить о нашем призвании христианском, выше, светлее и радостнее которого нет ничего на свете!

«Откройте книгу, углубитесь в чтение – и сами поймете: неужели тут есть что-то для нас ценное?»

Протоиерей Сергий Правдолюбов, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве:
– Миряне, спрашивающие, зачем им читать написанные много веков назад книги и следовать изложенным в них правилам, видимо, мало знают историю и не подозревают, что, например, своды законов римского права, дошедшие до нас в переработке византийского императора Юстиниана († 565), до сих пор являются основой и опорой современного права. Физика, математика, музыка имеют основу в греческой античности; как и философия, очень глубоко, безусловно, проработанная и развитая в нашем европейском изводе, идет оттуда же. Взаимоотношения же с Богом, борьба духовного с земным и плотским – вообще стары, как весь мир. Видимо, наши молодые миряне хорошо учились в светской школе и без всякой критики восприняли довольно поверхностную идею постоянного прогресса, не только научно-технического, но и душевно-нравственного. А об этом стоит внимательно поразмышлять и задуматься.

Но не будем сейчас говорить об этом. Скажем только об одном. В отношениях с Богом, в духовной жизни человека мало что изменилось за многие прошедшие столетия. Можно даже подметить, что в далекие от нас времена люди были намного здоровее, имели гораздо большую целостность своего миросозерцания, решимость и активность в подвигах, стремились к познанной ими Истине горячей и целеустремленней, чем наши несколько последних поколений.

В этом вопросе: «Почему мы должны читать монашеские книги, в которых нет и отдаленного упоминания тех проблем, с которыми мы сегодня сталкиваемся?» – есть совершенно неверное утверждение, взятое ниоткуда и приведенное как аксиома. О каких проблемах говорит спрашивающий? Может быть, здесь имеются в виду условия жизни в мегаполисе, транспортные проблемы, генетически модифицированные продукты, размер пенсии или напряженность рабочего дня, входящая в противоречие с требованиями монастырского устава и соблюдения строгого поста? Разве ответ на эти вопросы можно узнать у преподобного Иоанна Лествичника († 649)?

Современные обстоятельства жизни вовсе не являются самым главным в отношениях с Богом.
Конечно, нет! Все эти современные обстоятельства жизни вовсе не являются самым главным в отношениях с Богом, в умении молиться, сохранять ум от рассеянности, в умении не обижаться и не осуждать своего ближнего. Как сохранить мир и спокойствие в душе, когда на тебя вдруг нападает твой знакомый, такой же верующий, как ты? Всё, что касается духовной жизни и сокрушения сердечного? Ответ вот на такие вопросы мы и ищем в творениях древних подвижников – в этом они достигли таких высот, о каких мы никогда и не думали. Вот за этими ответами – о самых простых вещах, о том, как сделать первые шаги в деле спасения, – мы и обращаемся к преподобным, опытным и проверенным Учителям этой седой древности. Лучше них пока никто не сказал и не смог лучше научить. А если кто-то нашел лучше, то поделитесь с нами, расскажите – мы тоже с радостью почитаем.

Когда я еще был школьником, то во время Великого поста мне отец посоветовал почитать первый том «Добротолюбия». Я прочел с большим интересом и вниманием. И еще тогда меня удивил простой факт: почему от прочтения этих мыслей и советов, замечу, изложенных с блестящим лаконизмом, абсолютно компактно и без всяких лишних слов, на душе появляется какая-то невыразимая отрада, тишина и успокоенность? Откуда это? Ведь, по существу, мы читаем элементарную инструкцию к пользованию такими-то и такими-то средствами в борьбе со своими грехами. И только! Почему же возникает радость и насыщенность души, какой не возникает от чтения других инструкций – о пользовании холодильником, пылесосом, стиральной машиной? И опытные люди особенно предупреждают, что нельзя увлекаться только лишь чтением и только теорией, надо непременно под руководством опытного духовника терпеливо пробовать трудиться и выполнять на практике самые простые требования Евангелия и самые первоначальные шаги, о которых рассказывают преподобный авва Дорофей († кон. VI в.), преподобный Иоанн Лествичник, к трудам которых хорошо бы прибавлять внимательное чтение первого тома творений святителя Игнатия (Брянчанинова; † 1867) – «Аскетические опыты», а потом – «Путь ко спасению» святителя Феофана Затворника († 1894). И тогда постепенно читающий поймет, что эти преподобные отцы и святители для нас как будто являются современниками, они ближе к нам, чем многие и многие люди, окружающие нас сегодня и сейчас.

Там, где Бог, мы вступаем в совершенно другую реальность – состояние вечности в полном смысле слова.

Ведь там, где Бог, где о Нем идет речь, мы вступаем в совершенно другую реальность – состояние вечности в полном смысле слова. Мы соприкасаемся с вечностью, находясь при этом внутри линейного времени. Как говорят: sub specie aeternitatis. Мы живем и там, и тут одновременно. Такое состояние бывает при каждом Богослужении внутри храма, особенно во время Божественной Литургии. Кстати, это состояние отражается и словесно в тексте Литургии, если внимательно отнестись к читаемому и пропеваемому тексту. Когда же мы читаем Священное Писание, особенно Евангелие, то мы слышим и воспринимаем слова Самого Бога, Господа нашего Иисуса Христа. А могут ли они устаревать? Это по определению невозможно. А слова преподобного Иоанна Лествичника не являются художественной литературой, и даже не поэзией, говорящей о вечном, которые могут довольно заметно стареть вместе с породившим их миром и их временем или эпохой. Слова Лествичника являются результатом многолетнего опытного пути к Богу. Каждое слово, сказанное им об этом, имеет колоссальную нагрузку не только смысловую, но и духовную. Такие слова могут прожигать душу, вдохновить ее, придать силы и поддержать в отчаянии. Тем более что текст «Лествицы» – это ответ на настоятельную просьбу другого игумена: «Лествица» написана не по своеволию и в творческом порыве, а как деятельно протянутая рука помощи другим монахам, в процессе послушания, что очень важно в аскетической литературе. Не надо забывать, что, по Уставу, «Лествица» прочитывается на службах Великого поста, то есть возведена на особый уровень – не келейного или домашнего чтения, а общецерковного, почти на уровень Священного Писания (как постоянное чтение многих псалмов Псалтири). Итак, в тексте «Лествицы» есть не «что-то для нас ценное» – а драгоценное или безценное.

«Лествица» написана не по своеволию и в творческом порыве, а в послушании, что очень важно.
И это легко проверить путем эксперимента. Попробуйте-ка: сядьте за стол, соберитесь с мыслями, запишите несколько фраз или изречений, какие вы найдете нужными записать. Пусть это будет что-то пережитое и продуманное или даже «выстраданное». Отложите этот листочек на неделю, а потом возьмите и прочтите как бы со стороны, как будто это не вы написали. Вы удивитесь: какой легковесный получился текст. Стоило ли его записывать, будут ли его воспринимать люди, поможет ли он им? И сразу после этого откройте «Лествицу» и прочтите два или три изречения. Контраст будет такой, что у вас появится непреодолимое желание разорвать и выбросить то, что написали вы. А древний текст поразит вас глубочайшим содержанием и мощнейшей энергией, прошедшей сквозь века и не растерянной по дороге к нам от VI века.

Так же можно попробовать сравнить свой текст с текстом, например, святителя Андрея Критского († 740). Он родился через 11 лет после кончины преподобного Иоанна Лествичника. Почему его Великий канон так любим и читается и слушается с таким вниманием и сокрушением сердечным? Это поразительная загадка. Мне пришлось в 1998 году для прославления одного очень любимого мною святого из числа новомучеников написать ему канон – такие требования тогда были необходимы для прославления. Изучая десять лет Великий канон, я, подражая святителю Андрею, решил сочинить для своего канона новомученику Троичны в каждой Песни. Написал сгоряча. Всё было правильно, догматически безупречно. Но как плоски и примитивны получились у меня Троичны! Я был несказанно удивлен. Ну почему? У святителя Андрея они насыщены силой и энергией, излучающейся благодатью, а у меня как пустые фантики без конфет?! «А ты, – подумал я, – провел в монашестве и подвигах лет тридцать? А ты пострадал в борьбе со своими страстями хотя бы несколько лет? Или посидел в лагере хотя бы пять лет? И ты хочешь, чтобы у тебя текст наполнился силой и прозвучал так же, как у святителя Андрея? Ты теперь понял, что такое святость и подвиги, выраженные в тексте?! Теперь убедись и удостоверься, что значат твои слова, можно ли ими молиться и получить через них благодатную помощь». Вот так всё сразу и встает на свое место: творчество одного и творение другого.

И последнее. О могущественном воздействии слова Божия на человека. В 1935 году летом внезапно арестовали 21-летнего юношу по имени Анатолий. Перед тем как уйти из дома, он попросил разрешения попрощаться со своим дедом, протоиереем Анатолием († 1937; прославлен в 2000 г.; память 10/23 декабря). Юноша просил его благословить перед уходом надолго, может быть навсегда. Дед встал из-за письменного стола, как-то торжественно взглянул на внука, сложил персты для благословения и сказал отчетливо и со властью: «Помни, Анатолий: Возрадуйтеся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси! (Лк. 6: 23)». Юноша Анатолий провел в лагере пять лет в трудных и тяжких условиях, потом освободился. Эти слова он помнил всю жизнь и часто повторял их детям. Он говорил: эти слова деда были для него почти ощутимой физической опорой. Он держался ими, всё выносил, существовал ими. Всё перенес благодатной силой и энергией этих священных слов, сказанных ему будущим священномучеником.

Так и слова преподобных и святителей-подвижников имеют такую действенную и мощную силу, на которую тоже можно почти физически опереться, с ними пройти сквозь все преграды и пропасти, не сорваться туда и получить так необходимое нам спасение и жизнь с Богом. Только откройте книгу, углубитесь в чтение – и сами поймете: неужели тут есть что-то для нас ценное?..

Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя съел бедный вместо тебя. Для тебя это вдвойне благо: и сам ты постишься, и другой не голодает. Св.Иоанн Златоуст

В последние годы у нас стало модным поститься. Великий Пост теперь соблюдают не только православные христиане, но и люди, весьма далекие от Церкви. Вместе с христианами они на семь недель ограничивают себя в употреблении определенных видов пищи, добросовестно соблюдают пост в гастрономической его части, но при этом не посещают богослужения, не молятся и не участвуют в Таинствах. Мотивы такого поведения понятны — нецерковные люди считают, что пост полезен для здоровья, и воспринимают его просто как некоторую разновидность диеты. С этим трудно не согласиться. Действительно, отказ от пищи животного происхождения помогает сбросить лишний вес, нормализует работу органов пищеварения, снижает уровень холестерина в крови… Все это так, поэтому постятся сегодня многие. О начале Великого Поста сообщают дикторы новостных радио- и телепрограмм, в ресторанах и кафе появляются специальные «постные» меню, а газеты и журналы публикуют разнообразные рецепты постных блюд.

Ничего предосудительного здесь, конечно, нет. Очень хорошо, что наш народ осознал наконец благотворность диетического питания и не уподобляется в этом вопросе гоголевскому Собакевичу, мечтавшему повесить на своих воротах немца, придумавшего диету.

С неверующими людьми все ясно — они заботятся о своем здоровье.

Но для чего постятся сами православные? Должен же быть в отказе христиан от мяса и молока какой-то особый, религиозный смысл. Да и многие нецерковные люди, быть может, неосознанно, но почему-то чувствуют, что пост — совсем не только диета. Так, может быть, Богу не угодно, чтобы люди ели эти продукты, потому что они содержат в себе нечто, оскверняющее человека? Ведь и другие вероучения в той или иной степени предполагают отказ от мяса. Иудаизм запрещает есть мясо целого ряда животных, к примеру — свинину. В исламе уже не только употребление в пищу — даже случайное прикосновение правоверного к свинье считается грехом. А религия кришнаитов вообще предполагает категорический отказ от мясных продуктов, там никакое животное не может служить пищей для человека.

И если православные христиане отказываются от животной пищи не навсегда, а лишь на время, то, может быть, их пост менее угоден Богу, может, стоит поститься как-то более радикально, например, по-кришнаитски?

Немного о животных

Иногда одно и то же явление может иметь совершенно разные причины. И для того, чтобы дать верную оценку различным видам воздержания от мясной пищи в разных религиозных традициях, необходимо сначала выяснить — что же именно является побудительными мотивами такого воздержания?

Почему кришнаиты не едят мяса? Традиционное объяснение подразумевает, что во всех ведических религиях жизнь любого животного считается неприкосновенной, и даже смерть таракана, случайно раздавленного в темноте тапком, монахи-джайны, например, переживают как непреднамеренное убийство живого существа. Но причина такой щепетильности вовсе не сентиментальной любви к братьям нашим меньшим.

 

Кришнаиты верят, что после смерти одного тела человек продолжает существование, переселившись в другое. Причем, не обязательно в человеческое: тот, кто жил неправедно, может получить новое воплощение в теле животного, насекомого или рыбы. Священные тексты вайшнавов прямо говорят, что: «…Питающийся плотью существ, рождается в животной форме жизни, где его и поедают те, кого он съел». С такими взглядами на фауну кришнаит, естественно, не может употреблять в пищу продукты животного происхождения. Вот только любовь к животным здесь совершенно не при чем.

Лишь в христианском мире могла появиться оптимистическая поговорка «Бог не выдаст — свинья не съест». У кришнаитов же любителей полакомиться жареной свининкой свинья съедает в будущей жизни автоматически, в полном соответствии с кармическим принципом сохранения вещества и энергии. И даже сам Кришна не может ей в этом помешать.

В иудаизме и исламе причина отказа от некоторых видов мяса совсем иная: гнушаясь есть свинину или зайчатину, мусульмане и иудеи предполагают, что Бог создал животных, разделив их на «чистых» и «нечистых». Следовательно, тот, кто ест «нечистое» мясо — сам становится нечистым перед Богом. Такое мировоззрение имеет свои корни в особенностях их интерпретации текста Библии, где действительно присутствует разделение животных на «чистых» и «нечистых». Ислам и иудаизм трактуют эти места Священного Писания буквально. Христианство, напротив, усматривает в таком разделении всего лишь педагогический смысл. По словам святителя Фотия, Патриарха Константинопольского, «…чистое стало отделяться от нечистого не с начала мироздания, но получило это различие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услужении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хороши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увлечен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми — не потому, что нечистота была присуща им от создания, ни в коем случае, или нечистое было в их природе, но поскольку египетское племя пользовалось ими не чисто, но весьма скверно и нечестиво. А если что-то из обожествляемого египтянами Моисей отнес к чину чистых, как быка и козла, то этим он не сделал ничего несогласного с настоящим рассуждением или с собственными целями. Назвав что-то из боготворимого ими мерзостью, а другое предав закланию и кровопролитию и убийству, он равным образом оградил израильтян от служения им и возникающего отсюда вреда — ведь ни мерзкое, ни забиваемое и подлежащее закланию не могло считаться богом у тех, кто так к нему относился».

Для христиан разделение животных на субстанционально «чистых» и «нечистых» категорически неприемлемо, это легко можно понять из слов св. апостола Павла о том, что …нет ничего в себе самом нечистого (Рим. 14, 14) и что …всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою (1 Тим. 4, 4). Но, в таком случае, почему же православные все-таки воздерживаются в пост от мяса?

Как в пост не «оскоромиться»

В житии свт. Спиридона Тримифундского есть поучительная история, открывающая православный смысл поста и показывающая правильное к нему отношение:

На первой неделе Великого Поста, в пятницу, пришел к свт. Спиридону странник, христианин. При епископе жила дочь его. Епископ говорит ей: «Нет ли у нас угощения страннику?». Дочь ответила: «Отец мой! Ты не вкушаешь ничего в эту неделю, и я стараюсь подражать тебе, поэтому у нас нет никакой пищи приготовленной; а есть от мясоеду остаток свиных мяс». Епископ говорит: «Поставь это мясо на стол и приготовь нам трапезу». Дочь исполнила приказание отца; угодник Божий пригласил к столу своего гостя и сам сел с ним, чтоб кушать. Странник сказал: «Я — христианин, и не ем мясного в Великий Пост». Епископ ответил: «Потому-то, что ты христианин, а не иудей, и должен ты есть; мы воздерживаемся от мяса не потому, чтоб оно было нечисто, или чтоб в этом была какая добродетель, как воздерживаются от него иудеи, но чтоб телеса наши не отягчились объядением. В отличие от остальных мировых религий, отказ от мяса в Православии не несет в себе вероучительного смысла. Невкушение той или иной пищи не является для христиан самоцелью. Существует много причин, по которым человек может не соблюдать телесный пост, например, беременность, старость, нищета, болезнь. Во многих случаях врачи запрещают больным отказываться от скоромной пищи, и Церковь никогда не призывала нарушать их предписания. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал своей заболевшей сестре: »…Непременно вкушай говяжий бульон и другую нужную по требованию твоего тела мясную пищу. Церковь положила в известные времена воздержание от мясной пищи для того, чтоб непрестанно употребляемая мясная пища не разгорячала безмерно тел, чтоб они на растительной пище постнаго времени прохлаждались и облегчались, а не потому, чтоб употребление мяса заключало в себе собственно какой грех или нечистоту. И потому удаление от мяса при необходимости и болезни есть грубый предрассудок русского человека, обременившего небесную религию многими своими национальными дебелостями«.

Взгляд на скоромную (т.е. — непостную) пищу как на что-то нечистое, способное осквернить постящегося христианина, святитель Игнатий считал грубым суеверием и профанацией евангельского учения.

К сожалению, и сегодня в среде верующих людей можно столкнуться с подобным отношением к телесному посту. Вот человек Великим Постом съел кусочек домашнего печенья или пирога, и вдруг выяснилось, что эта пища была приготовлена на молоке и яйцах, — и начинаются расстройства с переживаниями: „Ой, как же это я оскоромился! Теперь весь пост — насмарку“. Оскоромился — звучит почти как „осквернился“! Человеку кажется, что смысл поста лишь в том и заключен, чтобы питаться только овощами и готовить их исключительно на растительном масле. И даже случайно съеденный кусок скоромной пищи может, по его мнению, лишить пост некоего сакрального значения.

На самом же деле, никакой мистики в воздержании от пищи Церковь никогда не подразумевала. Отказ от мяса, молока, яиц и других продуктов животного происхождения в православном понимании бесконечно далек от мусульманского страха перед „оскверняющей“ свининой, и действительно в чем-то даже ближе к обыкновенной системе диетического питания. Но есть между постом и диетой существенная разница. Диета по медицинским показаниям обычно соблюдается человеком для исцеления телесных болезней. Цель христианского поста — исцеление болезней души.

Самоотверженный культурист

Между режимом питания и состоянием души существует определенная связь: чем больше внимания человек уделяет своей плоти, тем меньше он заботится о душевной пользе. И речь идет вовсе не о банальном обжорстве. Служить своему телу можно весьма самоотверженно и аскетично, но принцип обратной зависимости от этого не изменяется.

Есть такой странный вид спорта — бодибилдинг. Само название говорит о том, что главной целью в нем является строительство собственного тела, увеличение объема мускулатуры. Ежедневно по несколько часов культурист мучает себя на тренажерах, методично таскает железо, выполняет силовые упражнения, поглядывая в зеркало — есть ли результаты? Стало ли его тело более мускулистым, чем несколько дней назад? Культурист не стремится быть „самым-самым“. При равном весе штангист — сильнее его, а уж отправить в нокаут стокилограммового качка может и квалифицированный боксер-средневес. Но это его не смущает, у него другая задача — он растет, он увеличивает мышечную массу. Для строительства тела ему нужен строительный материал, и культурист соблюдает определенный режим питания: ест мясо, жует молочные смеси для детского питания, пьет протеиновые коктейли, одним словом — составляет свой рацион из продуктов, богатых животным белком. То есть как раз из тех, от которых христианин в пост отказывается.

Такое различное отношение к одной и той же еде, очевидно, предполагает и различие поставленных целей. Культурист усиленно питается для того, чтобы нарастить мускулы и насладиться сознанием собственного превосходства над менее „раскачанными“ согражданами. Христианин, напротив, ограничивает себя в пище и ослабляет свое тело для того, чтобы увидеть в своей душе грехи и недостатки, понять, что ни о каком превосходстве над другими людьми даже речи быть не может, и попытаться с Божией помощью привести свой внутренний мир в более здоровое состояние.

И не случайно именно в первую неделю Великого Поста в православных храмах каждый день многократно звучит покаянная молитва Ефрема Сирина „Господи, Владыко живота моего…“, которая заканчивается словами: „…даруй мне видеть прегрешения мои и не осуждать брата моего вовек“. Оказывается, видеть свои грехи — не естественная способность человека, а — дар Божий. И постятся христиане как раз для того, чтобы сделать себя способными к восприятию этого дара.

Незадачливый астроном

Чем дальше мы удаляемся от источника света, тем чаще оступаемся, падаем в грязь и пачкаемся. Это, в общем-то, не так уж и страшно — можно ведь умыться, почистить одежду и опять быть в порядке. Но в том и проблема, что увидеть себя грязным в темноте невозможно. Для этого нужно вернуться к свету.

Человек часто не видит своих грехов, потому что грех — это уклонение от Божьей воли, отпадение от Бога. И чем больше мы грешим, тем дальше удаляемся от своего Создателя, рискуя уйти в такую духовную тьму, где уже и непонятно будет, в каком направлении возвращаться. Мы чувствуем, что много раз упали, что мы — в грязи, и понимаем, что, если ничего не изменить в своей жизни, то блуждание во мраке может закончиться для нас сломанной шеей.

Бог не связывает нашу волю и дает нам свободу уйти от Него, когда мы этого захотим. Но никогда Он не забывает о своих заблудившихся детях. Мы не в силах вернуться к Богу из темных дебрей своей самости. Но мы всегда можем позвать Его, осознав свою беду и беспомощность. И Господь обязательно ответит на этот зов, коснется нас лучами Своей благодати. Только тогда, в этом свете Божией любви мы сможем увидеть, как искалечили и запачкали свою душу, блуждая в темноте своих грехов.

В Священной истории такой зов к Богу о помощи всегда сопровождался постом.

Если посмотреть упоминания о посте в Ветхом Завете, легко можно увидеть, что пост рассматривался людьми именно как средство, помогающее восстановить утраченное общение с Богом. Постился Моисей перед тем как предстать перед Богом на горе Синай, и весь народ Израиля постился с ним. Постились жители Ниневии, когда мера их грехов переполнила Божие долготерпение, постились иудеи, возвращаясь из Вавилонского плена. Вообще пост объявлялся пророками и царями древнего Израиля великое множество раз. Сейчас, в эпоху Нового Завета пост соблюдают христиане, и смысл его во все времена остается тем же: пост сопровождает молитвенное обращение человека к своему Создателю.

Но неужели без поста Бог не услышит человека? Разве Всемогущий Творец Вселенной испытывает нужду в том, чтобы люди ограничивали себя в пище? Конечно, нет! Пост нужен не Богу, а нам самим. В книге Пророка Захарии Бог прямо говорит об этом иудеям: „…когда вы постились и плакали … для Меня ли вы постились? для Меня ли? И когда вы едите и когда пьете, не для себя ли вы едите, не для себя ли вы пьете?“ (Зах. 7, 5). Пост для человека — не более чем инструмент. Ослабив тело воздержанием от пищи, мы делаем свою душу более восприимчивой к общению с Богом. Но если, отказавшись от мяса и молока, человек не обращается к Богу в молитве, не кается в своих грехах, не стремится к соединению с Богом в таинстве Причастия, возникает вопрос — а зачем он приобрел этот инструмент? Подобное отношение к посту можно сравнить с поведением незадачливого астронома-любителя, который много лет трудился, отказывал себе во всем, и наконец купил замечательный телескоп. Он очень им дорожил, сдувал с него пылинки, протирал кусочком замши фирменную оптику, сделал его главным украшением своего кабинета. Но за всю жизнь он так и не догадался направить свой телескоп в сияющее звездами небо. И ни разу не прильнул жадным взором к окуляру, мечтая, чтобы это прекрасное небо к нему приблизилось.

Постимся постом приятным?

Пост может быть неугоден Господу, молитва не будет Им принята, зов к Богу останется без ответа, если наше благочестие не будет растворено любовью к окружающим нас людям. Деятельное выражение такой любви у христиан называется милостыней. И это не просто десятирублевка, брошенная в кружку нищего на церковной паперти. Милостыня заключается в том, чтобы участвовать в чужой беде, помогать тем, кому сейчас плохо, ущемлять себя ради других. Вот как говорит об этом Иоанн Златоуст:„Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя съел бедный вместо тебя. Для тебя это вдвойне благо: и сам ты постишься, и другой не голодает“. Замену мяса рыбой в пост святитель объяснял тем, что рыба дешевле мяса, и сэкономленные деньги христианин может отдать тем, кто в них нуждается. Поэтому, когда сегодня в „постном“ меню модного ресторана видишь какой-нибудь „шашлык из осетрины на шпажках“, стоимостью „всего“ в пятьсот рублей порция, невольно задумываешься о целесообразности такого интересного способа воздержания от мяса.

А на обложке книги, содержащей рецепты блюд постной кухни, можно прочитать вовсе уж жизнерадостный заголовок: „Постимся постом приятным!“. Очевидно, предполагается, что приятность от поста должен испытывать сам постящийся, отведав постной вкуснятины, приготовленной по предложенным в книге рецептам. И как-то даже не сразу приходит на ум, что пост — это жертва. Наша жертва Богу. И приятна она должна быть, конечно же, не нам, а Господу. Как об этом и поет Церковь в первый день Великого Поста в стихире на вечерней службе (откуда, собственно, и была бездумно выдернута фраза о „приятном посте“): „Постимся постом приятным, благоугодным Господу: истинный пост есть злобы отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, обвинений, лжи и клятвопреступления. Сих оскудение — пост истинный есть, и благоприятный“.

Легко заметить, что ни одного рецепта постных блюд здесь нет. Так же как нет в этой замечательной кулинарной книге со странным названием самого главного рецепта — того, о котором говорил святитель Иоанн Златоуст. А ведь у него все очень понятно сказано: перейди на более простую, дешевую пищу и употреби средства, высвободившиеся от такой перемены стола, в помощь тем, кто беднее и несчастнее тебя. Это и будет тот благоугодный и приятный Господу пост, к которому призывает христиан Церковь.

…Чтобы прийти в себя

Словосочетание „блудный сын“ давно стало именем нарицательным даже среди неверующих. Любому культурному человеку знаком этот евангельский сюжет хотя бы по картине Рембрандта. Но далеко не все знают, что к разговору о смысле христианского поста история блудного сына имеет самое непосредственное отношение.

Дело в том, что началу Великого Поста в Церкви предшествуют несколько недель, когда верующие начинают готовить себя ко времени покаяния. Одна из них так и называется — Неделя о блудном сыне. В эти дни в храме читается притча из Евангелия от Луки, которая удивительно точно объясняет христианское понимание отношений между падшим человеком и его Создателем:

…У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: Отче! Дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

Сын же сказал ему: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться (Лк. 15, 11-24). В этой короткой истории содержится глубочайший смысл. Своими грехами человек добровольно отлучает себя от Бога, как младший сын из притчи сам отлучил себя от отца. И в этом отлучении — причина всех человеческих бед, проблем и напастей. Ощущение тоски по иной реальности, щемящее чувство, что в этом мире ты — не свой, что духовно ты ушел когда-то в далекую сторону и до сих пор остаешься на чужбине — вот, быть может, главное условие настоящего христианского покаяния. Вернуться домой может лишь тот, кто понял, что ушел из дома.

Но когда же в притче блудный сын пришел в себя и решил вернуться к оставленному им отцу? Он пришел в себя после того, как испытал недостаток в пище. То есть — после поста, хотя и вынужденного. А христиане постятся добровольно, не дожидаясь, пока грехи окончательно увлекут их в „страну далече“, отнимут все полученные от Бога дары и доведут до полного свинства. Поэтому пост в Церкви — это своего рода точка возвращения на оставленную духовную родину и надежное средство для того, чтобы, подобно блудному сыну прийти, наконец, в себя.

Диета или подвиг?

Святитель Феофан Затворник писал, что наша жизнь без Бога подобна стружке, завивающейся вокруг собственной пустоты. Человек чувствует эту пустоту, она гнетет его и пугает. Изо всех сил старается он заглушить гнетущее ощущение бессмысленности своей жизни различными удовольствиями — просмотром любимых телепередач, приятной истомой после сытного ужина, алкоголем, игрой на компьютере… Он старается не думать о том, что смерть в конце концов отнимет у него все эти обезболивающие средства, и единственной доступной ему реальностью тогда окажется Бог. Будет ли эта встреча с Создателем радостной для того, кто всю свою жизнь так наивно пытался от Него спрятаться?

Порядок в своей душе нужно наводить, пока жизнь еще не кончилась. В этом, собственно, и заключается главный смысл Великого Поста. Иоанн Златоуст пишет: »Итак, что ты, брат, собрал при помощи поста? Не говори мне, что «я столь много дней постился, того и другого не съел, не пил вина, претерпел нечистоту», но покажи мне, сделался ли ты кротким, между тем как был гневливым, и сделался ли человеколюбивым, между тем как до того был жестоким, потому что, если ты упоен гневом, то зачем угнетаешь свою плоть? Если внутри — зависть и корыстолюбие, то какая польза от питья воды?«. Отказываясь в Великий Пост от мяса, вина и развлечений, верующий человек не совершает великого подвига. Он просто решается пожить без этого духовного наркоза хотя бы семь недель, чтобы наконец заглянуть в собственную душу. А там уже не просто пустота, там накопилось много всякой дряни, как это всегда бывает в хозяйстве с местами, куда мы редко заглядываем. Нужно попытаться разгрести эти греховные завалы, наполнить свою внутреннюю пустоту любовью к Богу и ближнему, просить у Христа помощи в этом неподъемном для человека труде. Только тогда пост станет настоящим духовным подвигом и перестанет быть хотя и полезной для организма, но совершенно бесполезной для души диетой.

Александр Ткаченко
foma.ru

«Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему. Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного» (Иак 5:14-16).

Эти слова из Послания апостола Иакова легли в основу таинства Исцеления души и тела, которое называется в Церкви Соборованием. Сам термин происходит от слова «собор», т. е. собрание, когда пресвитеры-священники христианской общины собираются для молитвы о болящем у него дома (как это было в древности и как до сих пор предписывает Требник), либо о многих болящих прямо в храме – как это часто происходит сегодня. По традиции и согласно Писанию, каждого участника Таинства семь раз помазывают елеем – освященным маслом. В это время читаются отрывки из Нового Завета, связанные с темой исцеления и прощения грехов, поются покаянные стихиры и прошения.

Христос пришел для того, чтобы исцелить наш мир, пораженный тяжким недугом греха и всех связанных с ним проклятий (Быт. 3:17) – в том числе болезни и смерти. Финальную точку в процессе исцеления поставит Второе Пришествие. А началом его, началом преображения мира и вселенной – стали встречи Господа Иисуса с конкретными людьми, которых Он исцелял от различных болезней, освобождал от демонической одержимости, лечил душевные раны словом и исходящей от Него благодатью. В Евангелии много раз подчеркивается: Иисус «исцелял всякую болезнь и всякую немощь в людях» (Мф 4:23), все, «которые прикасались к Нему, исцелялись» (Мф 14:36; Мк 6:56; Лк 6:19). Собственно, Господь Иисус Христос в течение трех лет Своего общественного служения ничем больше не занимался, кроме как проповедью и исцелением людей!

Задача христианина – присоединиться к этой «работе Господней», «войти в труд» Его, и Церковь есть ни что иное, как продолжение дела Христова на земле. В Евангелии мы видим, как Иисус вначале передает Свои «полномочия» Двенадцати (Мф 10:1; Лк 9:1-2), потом Семидесяти ученикам (Лк 10:1-9), посылая их делать то же, что и Он Сам – проповедовать и исцелять людей. А после Пятидесятницы это начинает действовать во всей Церкви: книга Деяний фиксирует множество случаев чудесных исцелений (первый из них – Деян 3:1-11). Они продолжаются в течение всей истории Церкви – вплоть до наших дней. Трудно найти такого прославленного и почитаемого святого, через которого Бог не совершал бы чудесных исцелений от физических, душевных и духовных заболеваний. Люди получали исцеления также благодаря совместной искренней молитве за больного или через молитву перед чудотворными иконами или святынями.

Здесь нужно понять, что такое чудо с христианской точки зрения. В греческом тексте Нового Завета употреблено слово «знамение», знак. Чудеса – не просто нарушение законов природы; это знаки наступающего Царствия Небесного, так сказать, его первые ласточки; а само Царство Божие и есть то состояние, в котором мир, человек, его душа и тело – все это преображено и избавлено от рабства тлению (Рим 8:21). Царство Божие – «пространство», где царствует Бог. Не случайно там, где появлялся Иисус во время Своего служения, неизменно происходили многочисленные исцеления. Мир начинал исправляться, возвращаться к своему Замыслу; и это исправление начиналось с очень конкретных вещей: «Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают…» (Мф 11:5). Для Бога нет мелочей. Он сострадает каждой боли.

И вот таинство Соборования – одна из форм христианской молитвы об исцелении человека. В Церкви все ведет к исцелению: Причастие – «во исцеление души и тела», исповедь – «врачебница»; да и любое таинство, любое явление благодати Божией так или иначе исцеляет и очищает нас – во-первых от грехов и страстей, а затем и от их последствий – недугов души и тела. Соборование же специально «направлено» на них: это совместная молитва верующих о выздоровлении своих больных братьев и сестер, членов Церкви. Есть много свидетельств о чудесных исцелениях или облегчении в болезни, полученных после этого таинства. Но почему же яркое, видимое, полное исцеление после совершения таинства Соборования происходит не всегда, и даже, кажется, в редких случаях?

От нас скрыты многообразные связи нашей греховности, а также душевных травм, полученных в жизни – с физическими болезнями. Но эти связи, безусловно, есть (Мк 2:5-11; 1 Кор 11:27-30) – не случайно до или после таинства Соборования рекомендуется исповедаться, в полном соответствии с приведенными словами апостола Иакова. Конечно, болезнь – не наказание за грех; Евангелие навсегда отметает такую фарисейскую, «законническую» точку зрения (Ин 9:1-3). Однако часто, если не всегда, болезнь является последствием удара, полученного нашим духом (в результате допущенного греха или прямого «действа диавольскаго») или душой (в результате травматических событий, конфликтов, эмоциональных ран). Сегодня многие психологи приходят к убеждению, что все или почти все болезни так или иначе отражают внутренние конфликты личности и судьбы человека. Если это так, и если выздоровления все же не происходит, несмотря на искреннюю молитву, таинства и медицинскую помощь – возможно, следует просить Бога о том, чтобы Он открыл источник и первопричину болезни, а также питающие ее поступки, слова, мысли и переживания. Работа с душой необходима. Человек – целостный организм. Наивно думать, что можно быть физически здоровым, если глубокие, питающие болезнь корни не вырваны из почвы человеческого сердца. В этом случае даже физическое исцеление, если оно будет дано Богом, легко можно «потерять».

А кроме того, очень часто (почти всегда!) не исполняется условие, ясно обозначенное в процитированном фрагменте Послания Иакова. Там не сказано, что для исцеления необходимо прочесть положенные молитвы из Требника. Там сказано – «молитва веры»! Какой веры? Той, о которой говорит Спаситель: «Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: «поднимись и ввергнись в море», и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет… все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите – и будет вам» (Мк 11:23-24). В греческом оригинале звучит еще сильнее: «верьте, что уже получили». Вера видит, что просимое –получено, т. к. оно уже есть в замысле Божием. Именно такая дерзновенная вера поражала современников св. прав. Иоанна Кронштадтского, свидетелей его молитв о больных.

Такая вера всегда получает ответ. Пример апостола Павла (2 Кор 12:7-9) показывает, что не всегда этим ответом является устранение проблемы, — например, физическое исцеление, — но всегда – понимание Божьего промысла в твоей жизни и примирение с ним. Вот почему часто бывает, что таинство Соборования, совершаемое над умирающими, не приносит выздоровления, но облегчает физическое состояние больного и служит поддержкой и напутствием перед трудным переходом в мир иной.

Наконец, для некоторых людей болезнь, по-видимому, оказывается либо остановкой на их пути, через которую Господь посещает Своей благодатью, ведя к более глубокому исцелению души и духа, либо крестом, на котором они встречаются с Распятым Спасителем и разделяют Его муки (ср Кол 1:24; Гал 2:19; 6:17), в том числе за других людей. Вероятно, именно это происходило со многими святыми, в т. ч. с известными старцами-подвижниками последних столетий, которые сами молились об исцелении множества людей и получали просимое – но ценой взятия на себя их груза, подражая Тому, Кто «взял на себя наши немощи и понес болезни» (Ис 53:4). За примерами далеко ходить не нужно: прп. Амвросий Оптинский, прп. Паисий Святогорец, прп. Порфирий Кавсокаливит, архим. Кирилл (Павлов)…

Соборование – шаг веры к тому, чтобы наш «дух и душа и тело сохранились без порока в пришествие Господа Иисуса Христа» (1 Фес 5:23). А это, в свою очередь, приближает каждого из нас к тому «откровению сынов Божиих» (Рим 8:19), которого ждем не только мы, но и все творение. Так должно быть — и так и есть, если только Соборование (равно как любое другое таинство) совершается священнослужителями и воспринимается верующими не формально, а с живой верой и любовью к Богу и друг ко другу. Если мы от всего сердца «молимся друг за друга, чтобы исцелиться».

Георгий Великанов 

Весеннее празднование в честь Креста Господня появилось почти четырнадцать веков назад.

В ходе ирано-византийской войны в 614 году персидский царь Хосрой II осадил и взял Иерусалим, забрав в плен иерусалимского патриарха Захарию и захватив Древо Животворящего Креста, найденное когда-то равноапостольной Еленой.

В 626 году Хосрой в союзе с аварами и славянами (да-да, славянами!) едва не захватил Константинополь. Чудесным заступничеством Матери Божией столичный город был избавлен от нашествия, а потом ход войны переменился, и в конце концов византийский император Ираклий I праздновал победное окончание 26-летней войны.

Предположительно 6 марта 631 года Животворящий Крест вернулся в Иерусалим. Император собственноручно внес его в город, а вызволенный из плена патриарх Захария радостно шел рядом. С тех пор в Иерусалиме стали праздновать годовщину возвращения Животворящего Креста.

Надо сказать, что в ту пору продолжительность и строгость Великого поста еще обсуждались, а порядок великопостных служб только формировался. Когда появился обычай переносить праздники, случающиеся в Великом посту, с будних дней на субботы и воскресенья (чтобы не нарушать строгий настрой будних дней), тогда праздник в честь Креста также сместился и постепенно закрепился за третьим воскресеньем поста.

Как раз с середины поста начиналась интенсивная подготовка тех оглашенных, которые собирались креститься уже на Пасху этого года. И оказалось очень уместным начинать такую подготовку с поклонения Кресту.

Начиная со следующей среды, на каждой Преждеосвященной Литургии после ектении об оглашенных будет еще одна ектения ― о «готовящихся к просвещению» — как раз в память о тех, кто усердно готовился и собирался в скором времени креститься.

Со временем чисто иерусалимский праздник возвращения Креста стал не таким уж актуальным для всего христианского мира, и праздник в честь Креста приобрел более глобальное звучание и более прикладное значение: как воспоминание и помощь в середине самого строгого и трудного из постов.

Поклонение Кресту происходит в субботу вечером
В субботу накануне Недели Крестопоклонной  в самом конце вечернего богослужения на утрени после Великого славословия из алтаря торжественно выносят Крест, кладут его на аналой посреди храма, совершают каждение и трижды поют тропарь: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим».

КСТАТИ. Тропарь ― это краткое стихотворное песнопение, составленное по заданному образцу. Стихотворным оно было, разумеется, лишь в греческом оригинале, да и то лишь в смысле греческой поэзии, которая, например, не нуждалась в рифме. При переводе на славянский язык форма богослужебного текста была утеряна, зато по возможности полно сохранился его смысл.

«Поклоняемся кресту ― славим воскресение» — трудно добавить к этому что-либо важное.

О Кресте написаны богословские трактаты и десятки прекрасных стихир, но это лирика. А смысл и высота крестного подвига исчерпывающе выражены в этом кратком древнем тропаре.

Наверное, именно поэтому второй всем известный тропарь Кресту почти не о кресте, а скорее об императоре и отечестве: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы православным христианом на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».

По сути это ― молитва о Родине. В течение веков христиане пели «победы благоверному на сопротивныя даруя», разумея здесь христианских правителей: сначала византийских, а затем русских, начиная от Ираклия I и заканчивая Николаем II.

В советское время «благоверного» изъяли как из политического устройства, так и из часословов, а когда поняли, что фраза «победы на сопротивныя даруя» неясна и едва не бессмысленна, стали использовать более демократичную формулировку о победе православных христиан над сопротивными, предоставляя уже нам самим для себя определить, кто же для нас «сопротивный».

После священнослужителей к Кресту подходят по очереди все молящиеся в храме, и тогда же происходит помазание елеем (в обычное время после чтения Евангелия помазания не будет), а хор в это время может петь особые стихиры, взятые, впрочем, из службы Воздвижения.

Песнопения праздника: мы молимся не Спасителю, а Кресту?

Богослужебные тексты в честь Креста очень возвышенны и красивы, они изобилуют противопоставлениями, аллегориями, художественной персонификацией. Как раз прием персонификации порой вызывает недоумение, поэтому скажем о нем особо:

Ра́дуйся, живоно́сный Кре́сте, благоче́стия непобеди́мая побе́да, дверь ра́йская, ве́рных утвержде́ние, Це́ркве огражде́ние, и́мже тля разори́ся и упраздни́ся, и попра́ся сме́ртная держа́ва, и вознесо́хомся от земли́ к небе́сным, ору́жие непобеди́мое, бесо́в сопротивобо́рче, сла́во му́чеников, преподо́бных я́ко вои́стинну удобре́ние, приста́нище спасе́ния, да́руяй ми́ру ве́лию ми́лость.

Радуйся, Крест, носитель жизни! Непобедимая победа благочестия, дверь, ведущая в рай,утверждение верующих и ограда Церкви,Ты — Крест, которым уничтожилось и исчезло тление, и побеждена власть смерти, и мы вознеслись от земли к небесам. Ты, Крест — непобедимое оружие, демонам противоборствующий, слава мучеников, настоящее украшение преподобных, гавань спасения, ты даруешь миру великую милость.

Здесь обращение к Кресту как к живому существу настолько явное, что впору заподозрить самих себя и автора песнопений в откровенном язычестве.

Однако надо помнить, что богослужебные тексты ― часть литературы, подобное обращение ― художественный прием, и автор не боялся его использовать именно потому, что представить себе не мог христианина, который всерьез разговаривает с деревом, а не с Христом, однажды распятым на этом Древе.

Подобный прием встречаем, например, в службе Прощеного воскресенья, где автор от лица изгнанного Адама обращается к райскому саду с просьбой: «Шумом листьев твоих молись о мне Творцу».

диакон Святослав Сёмак

 

Великий піст має 3 особливих дні для поминання почивших — їх називають батьківськими суботами. Про те, чому саме суботу (а не четвер, наприклад) і навіщо взгалі ми згадуємо померлих  — у трьох питаннях, на які ми коротко відповіли.

Чому почивших поминають саме у суботу?

У Великому посту є зовсім небагато днів, коли можна служити повну літургію, під час якої згадуються ті, що пішли від нас — по буднях служиться літургія Передосвячених Дарів, а недільні дні присвячені певним Євангельським подіям. Залишається єдиний варіант — субота. Тому вони отримали таку назву: «Батьківські поминальні суботи». Під батьками тут треба розуміти усі наші почивші родичі. Звісно, у ці дні треба поминати не тільки членів родини, але усіх поиерлих, які були хрещені. Виключення — самогубці.

Навіщо моляться за померлих?

Для того, щоб полегшити їм загробне життя. Наскільки це буде дійсно корисним для них — важко сказати. За словами апостола Павла, усі християни — єдиний організм, що здатен впливати один на одного. Хочеться вірити, що не лише в негативному плані. Душа людини безсмертна і її доля наприкінці вирішується не після смерті тіла, а після Другого Пришестя Христова. І саме до нього ми можемо молитися за померлих, тому що самі вони вже ніяким чином не можуть впливати на власне безсмертя. Залишаємося лише ми — досі живі родичі й просто близькі люди, які пам’ятають почившого і небайдужі до нього душею.

Чи можна молитися за родича, який не був хрещений?

Можна, но виключно вдома. Якщо ця людина за життя не стала членом Церкви (саме це й відбувається під час Таїнства Хрещення), немає сенсу після смерті «затягувати» її туди. Яка доля після смерті очікує на неї, ми знати не можемо, вона залишається на розсуд Господа. Багато святих говорили про те, що люди, які не знали Євангелія або їх знання було викривленим, підлягатимуть суду інакшому, ніж ті, до кого дійшла Блага звістка. Нехрещених родичів можна згадувати під час домашньої молитви, а також роблячи добрі діла на їх згадку.

foma.ru

Вважати чи ні сьогоднішній день святковим — справа кожного. А радіти весні, тим більше тій, що співпадає з весною духовною просто необхідно!

Еврейское слово «цела», употребленное в Библии там, где речь идет о сотворении жены, действительно было переведено на европейские языки как «ребро». Однако в еврейском языке его значение шире, и оно может быть переведено как «бок», «сторона».

Эту более широкую трактовку использовали святые отцы, которые считали, что в первозданном человеке изначально уже присутствовали и мужское, и женское начало в равной степени, а при сотворении жены Господь лишь отделил женскую сторону человеческого естества от мужской и даровал ей личное бытие:

«Ребро или кость здесь не есть нечто простое. Оно должно означать целую половину существа, отделившегося от Адама во время сна. Как это происходило, Моисей не говорит и это – тайна. Ясно только то, что прежде нужно было образоваться общему организму, который потом разделился на два вида: мужа и жену» (святитель Иннокентий Херсонский).

Еще более определенно эта мысль выражена у преподобного Ефрема Сирина: «Словами: мужчину и женщину сотворил их, Моисей дает знать, что Ева была уже в Адаме, в том ребре, которое было взято от Адама. Хотя Ева была в нем не по уму, но по телу, однако же и не по телу только, но и по душе и по духу; потому что Бог ничего не присовокупил к взятому от Адама ребру, кроме красоты и внешнего образа. Поскольку же в самом ребре заключалось все, что нужно было для образования из него Евы, то справедливо сказано: мужчину и женщину сотворил их».

Журнал «Фома», Александр Ткаченко

Подготовительные седмицы к Великому посту ставят нас перед лицом нашей греховности; Великий же пост, который в песнях церковных называется весной духовной, зовет нас духом подняться, в сердце и в уме расцвести радостью и благоговением перед Христом и Его спасительным делом – ведь мы спасены, потому что мы Им любимы, – и перед великими чудесами и делами Господними.

В сегодняшнем апостольском и евангельском чтениях нам открывается Божество, несравненность и величие Спасителя. Кто может прощать грехи на земле, как только Бог? – спрашивают люди. И Спаситель, совершая чудо перед ними, утверждает, что так же, как Он может восстановить человека в плоти его, так же может Он восстановить и его цельность духовную, простив всякий грех, очистив от всякой нечистоты, восстановив в нем во славе и красоте Божий образ.

И еще: каждое воскресенье Великого поста будет говорить нам о том, как Господь изливает на нас Свою Божественную благодать. И мы называем ее Божественной по учению Православной Церкви, провозглашенному Святым Григорием Паламой, чей день мы сегодня празднуем.

Он провозгласил, на основании опыта святых, что благодать Всесвятого Духа не есть нечто тварное, как это утверждают западные Церкви, а Самое Божество, изливающее на тварь, пронизывающее тварь до самых глубин, и делающее человека, по слову апостола Петра, причастником Божественной природы (2 Пет. 1, 4).

Это учение, основанное на личном опыте святых и на опыте всей Церкви в ее совокупности, является, может быть, самой великой нашей радостью: мы способны не только стать духоносными в каком-то переносном смысле, но подлинно богоносными, став, через благодать, которая есть Самое Божество, причастниками Божественной жизни и Божественной природы.

Это – слава человеческая, это – призвание наше; и поэтому говорит и святой Ириней Лионский, что слава Божия, сияние Божие, Божие торжество – это человек, выросший в полную меру своего величия. Это наше призвание, это голос Божий, обращенный к нам, зовущий нас стать тем, чем Бог нас задумал, стать тем, чем Он нас восхотел.

Вступим же в Великий пост так, чтобы вырасти в полную меру нашего человеческого достоинства, чтобы в нас воссияла слава Божия и чтобы через нас эта благодать распространилась и на всю вселенную, потому что апостол Павел говорит, что вся тварь стонет в ожидании момента, времени, когда явится слава сынов Божиих, когда человек станет достойным своего звания и всю тварь введет в Царство Божие.

митрополит Антоний Сурожский

Когда святитель Григорий Палама взялся защищать исихазм, самому исихазму было уже более тысячи лет. Эта традиция родилась вместе с монашеством, хранилась монахами, бережно передавалась от старца к ученику. А что такое исихазм? Объяснить очень сложно. Однако именно из-за этой загадочной практики афонских монахов в далеком четырнадцатом веке разгорелся нешуточный богословский спор, каждая из сторон которого обвиняла противника в ереси.

Монахи и богословие – уже скучно. Скука в квадрате. Попробуйте кому-нибудь из своих друзей разъяснить суть какой-нибудь богословской проблемы. Собеседник начнет зевать на второй минуте. На третьей устанете вы сами. Для обычного человека вся эта теологическая проблематика – «игра в бисер». В лучшем случае. Если речь идет, конечно, о настоящем богословии, а не о многочисленных подменах, ведь вопрос о богословски правильном чтении записок о здравии не изучают в духовных академиях.

Настоящий богословский текст найти нелегко. Гораздо проще с книгами по поводу богословия. Это похоже на ситуацию в литературе: есть писатели и поэты, а есть литературные критики, литературоведы, преподаватели литературы. В современном церковном лексиконе богослов – это, скорее всего, литературовед, специалист по богословским вопросам – истории, патрологии, канонического права. Самые изысканные из них занимаются «препарированием» святоотеческих текстов – «патрологоанатомы».

Как бы мы ни шутили насчет богословов-литературоведов, их работа крайне важна для жизни Церкви. Простое наличие таких специалистов – это «вопрос национальной безопасности». Служение ученого богослова – одно из самых благороднейших церковных служений. Таких людей надо не только поддерживать, но даже и баловать не грешно.

Однако, если ученые – это литературоведы, то кто же подлинный богослов? Настоящее богословие расцветает, когда сливаются воедино поэзия и философия, не в их техническом или жанровом исполнении, а в самом «первобытном» и стихийном. Богословие – это порыв неудержимого сердца. Покойный Платон в диалоге «Федр» убедительно доказывал, что любовь способна каждого превратить в поэта. Настоящий богослов обязан быть поэтом, не может без поэзии. И поэтом его делает любовь Божия, настигающая человека порой и без его ведома, понуждающая его не только говорить и писать, но искать уединения, бежать от мира. Любовь требует поступка, поэзии поступка. Любовь требует тебя всего целиком.

Монахи – люди, которые отдают себя Богу навсегда и полностью. Монахи – богословы по определению. Не все из них речисты, не каждый может даже внятно рассказать о своем опыте, но настоящий монах – это всегда богослов, именно потому, что он – практик. Он познает открывшуюся ему истину, взволновавшую его, потребовавшую пожертвовать ей всего себя без остатка. Он познает эту истину не только интеллектом, но всем своим существом, всей своей жизнью. Это богословие кожей. Такой богослов не просто живет идеей правоты Евангелия или стройностью богословской системы, он кожей переживает Истину, он вживается в Бога целиком, врастает в Него. Бог пронизывает подвижника, подвижник прорастает в Бога. Монах живет Богом буквально.

Однако эта жизнь в Боге дается человеку не по факту вступления в монастырь, а достигается тяжелейшим трудом самоочищения. Аскет познает Бога «в меру жития». Вот как об этом красиво пишет прп. Исаак Сирин: «Душа видит истину Божию по силе жития <…> несомненность веры в людях, высоких душею, открывается по мере того, как они по нравам своим сообразуются в житии с заповедями Господними» (Слово 30). Проще говоря, чем чище человек, тем больше ему открывается таин Божиих. Вот и апостол Павел велит «хранить таинство веры в чистой совести» (1 Тим. 3:9), потому что если совесть нечиста, тогда можно потерпеть «кораблекрушение в вере» (1 Тим. 1:19), совсем веру потерять.

Один из моих любимых стихов книги Притч звучит так: «В злохудожну душу не внидет премудрость и не будут обитать в теле, порабощенном греху» (Прем. 1:4). Так будет по-славянски. По-русски «злохудожную душу» нарекли «лукавой». В латинском тексте душа стала «дурноволящей» – malivolam animam. Славянский тут ближе греческому оригиналу «какотехнон псюхэн»: «како-технон» – словно дурная техника, злое искусство, извращенное художество. Изощренность во зле отпугивает Божию премудрость.

При чем же здесь исихасты? Афонские монахи, к которым с таким нежным трепетом относился святитель Григорий, были настоящими богословами-практиками. Сегодня написано множество книг об умном делании, и на солидных научных симпозиумах звучат тончайшие доклады о том, чем отличается энергия от природы, что значит «нетварный свет», каково происхождение исихастской терминологии. На самом деле все очень просто. Как известно, энергия – это свойство природы выявлять свою ипостась? Не поняли? Я думаю, что и афонские монахи не поняли.

Разобраться в стихии богословских споров дано не каждому. Не от каждого и требуется. Для этого в Церкви есть служение богословов-литературоведов. Нам же важно знать, что Божии старцы опытно познавали те истины, которые у нас записаны в Символе веры. У нас совсем не вызывают никаких чувств слова Символа веры о том, что Сын единосущен Отцу. А подвижники плакали над этими строками. Они видели Того, о Ком здесь поется. Они безошибочно понимали верность этих слов. Они видели эту единосущность, и никакие изысканные богословы не могли их переубедить в обратном.

Враги афонских подвижников смеялись над ними, выставляли их шутами, ссылались на мудрейшего Аквината, а Божии старцы точно знали, что свет, который видят они на молитве – нездешний, то есть нетварный, не из тканей этого мира соткан. Они это знали точно. И сколько силы было в этом знании! Когда-то апостол Павел признался: «Я знаю, в Кого уверовал» (2 Тим. 1:12). Он видел Христа собственными глазами. Он знал Его в лицо. Они общались лично, лицом к лицу. Подобный опыт открывался и афонским подвижникам. Они воистину знали, Кому молятся. Но им трудно было это высказать. Поэтому на защиту старцев стал образованный и речистый Григорий Палама.

Почему монахи так чтили святителя Григория Паламу, что еще в XIV веке посвятили ему целое воскресенье Великого поста? Его величие в единении двух служений: он был подвижник и поэт. Он сам был исихастом, прошел путь от простого послушника до наставника молитвы, путь трудного самоочищения. И вместе с тем он нашел правильные слова, чтобы этот опыт описать, подкрепить отеческой традицией и Писанием, а это уже труд ученого и поэта, овладевшего словом и подчинившего себе мысль.

Богословие не заканчивается святым Паламой, как и исихазм не ограничивается Афоном. Родятся новые подвижники, придут новые богословы, потому что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8). Монахи и богословы нужны друг другу, нужны Церкви, нужны священникам и мирянам. Это очень важно знать и помнить, как важно помнить и то, что монахам и богословам нужны миряне. Поэтому и праздник Григория Паламы – это не частный монашеский праздник, а торжество всей Церкви. Мы все – в одной семье, живы одним Отцом. Всё – наше, всё – для нас. Потому что Церковь – это праздник взаимной любви, которая открывается и монаху, и поэту, и простецу.

архимандрит Савва (Мажуко)

ПОДРОБНЕЕ О СВЯТИТЕЛЕ ГРИГОРИИ ПАЛАМЕ