Записи с меткой «Неделя святителя Григория Паламы»

Какова наша жизнь? Она проходит в бесконечном шуме и суете. Весь быт современного человека сопровождается массой звуков окружающей жизни. Человек, особенно живущий в городе, постоянно слышит шум: ревут автомобили, идут толпы… Врачи говорят, что это разрушает здоровье. Но мы с вами будем говорить о другом. Это прежде всего рассеивает наше душевное сосредоточение. Многие из нас, оказавшись на мгновение в тишине, уже чувствуют себя неловко и неспокойно: мы уже отвыкли от тишины, и вместе мы не можем спокойно помолчать. А сколько лишних слов!.. И вся эта сумятица и суета, пожирающая нашу жизнь, не дает человеку обратиться к себе, вспомнить самое главное. И это продолжается до последнего нашего издыхания…

Иногда, когда болезнь жестко остановит наш бег, прикует к постели, и мы вдруг окажемся оторванными от всеобщего бега, нам удается побыть наедине с собой. В такие минуты мы начинаем думать: «А для чего же мы жили? Куда бежали, чего ради торопились? Откуда этот шум в сердце, в мыслях, вокруг? Не надо ли было раньше хоть изредка искать себе несколько минуток внутреннего покоя, внутренней тишины?» Как может прийти Божественная благодать к человеку, как может она его осенить и озарить, когда он оглушен и ослеплен и в своем беге не отдает себе отчета, куда и зачем он бежит и почему не слышит голоса Божия?

Голос Божий звучит всегда в тишине. Если вы хотите его услышать, постарайтесь вырвать из суток хотя бы несколько мгновений. Для этого нам Церковь дает правило: несколько минут почитать молитвы, прийти в себя и подумать, каков был мой прошедший день, каков будет мой следующий день? Это важно, так важно…

Кто хочет узнать волю Божию, ищите тишины. Кто хочет собрать свои мысли и чувства, ищите тишины, потому что наши мысли и чувства разбегаются, не подчиняются нам. Мы живем всегда в рассеянности, но истинная духовная жизнь человека происходит только в собранности, внутреннем уединении. Надо собрать свои мысли и чувства в тихий очаг в глубине сердца, чтобы там наступило молчание, в котором Бог произносит свое слово, обращенное к тебе. Если мы не будем заставлять, принуждать себя к молчанию, если мы останемся подвластными житейскому шуму, бесконечному бегу, то у нас вся жизнь пройдет на поверхности, без глубины, без духовности, без настоящей встречи с Господом.

Вот для чего нам сегодня напоминают о молчальниках, вот почему сегодня Церковь призывает нас бороться с пустословием, празднословием, напрасной болтовней, употреблением дара языка во зло себе. «Положи, Господи, хранение устам моим, и дверь ограждения о устах моих», — говорит нам Священное Писание. Вот об этом мы молимся, мы просим Господа, а Он ждет от нас, чтобы и мы поучаствовали, чтобы захотели этого, чтобы мы получили дар Божий — молчание в тишине Его благословения.

Известно ли вам, братие мои, что в продолжение Великого поста каждый день недельный посвящен Церковью воспоминанию какого-либо великого события? Так, в воскресенье, непосредственно перед постом, воспоминается в церкви падение Адамово, дабы мы, приведя себе на память, как род человеческий изгнан из рая сладости за невоздержание, тем усерднее облобызали святой пост, как дверь в рай потерянный. В неделю первую Великого поста совершается Торжество Православия, показывающее, чего стоило сохранение сокровища веры во всей его неприкосновенности, научающее нас дорожить им надлежащим образом. На средине поприща постного предложится для поклонения всечестный Крест, в ободрение нас к дальнейшим подвигам. В нынешний день недельный, по Уставу Святой Церкви, прославляются подвиги святого Григория Паламы, архиепископа Фессалоникийского.

Чем заслужил он почесть столь великую? Не тем ли, что был пастырь знаменитой, особенно в древности, паствы Фессалоникийской? Но мы имеем пространный список пастырей Церкви, и ни один из них не разделяет сей чести со святым Григорием.

Он был один из величайших подвижников в монашеском и, следовательно, постническом и труженическом образе жизни, на Святой Горе Афонской. Там провел он большую часть своих дней в посте, молитве и безмолвии, и там возрос он до той чистоты сердца и высоты духа, что сделался видимым и ощутительным для всех сосудом благодати Божией. Святой Григорий был ревностнейший поборник жития пустынного. Пустынножители горы Афонской, ведя образ жизни подвижнической, до того очищали себя от всего плотского и до того утончались и возвышались в духе, что многие из них сподоблялись откровений и видений духовных, — особенно осияния светом небесным, подобным тому, который виден был окрест Спасителя на Фаворе. В событии сем, не только не было ничего противного духу Евангелия, но, можно сказать, оно было доказательством и залогом того, что обещается в нем праведникам: то есть, что они сами просветятся яко солнце в Царствии Небесном. Ибо удивительно ли, что те, кои предназначены быть некогда, яко солнце, и ныне уже, на земле еще, озаряются яко луна светом от духовного Солнца, еже есть Христос Господь? Но иначе смотрели на сей духовный опыт враги Православия. Вместо того, чтобы признать с благоговением в нем успех подвижников в духовной жизни, они смотрели на него, как на плод воображения. Мало сего: начали разглашать всюду, что афонские пустынники впали не только в самообольщение, но и в ересь.

В сие-то опасное для Церкви время, пастырь фессалоникийский является, как ангел тишины, для укрощения бури.
Обладая обширным и глубоким познанием Священного Писания, он показывает всем и каждому, что учение о свете Фаворском, коего видения сподобляются подвижники афонские, совершенно согласно с духом Евангелия, что те, кои сомневаются в бытии сего света и в озарении им избранных Божиих еще на земле, обнаруживают только недостаток своей чистоты и своих духовных подвигов.

Как ученик и воспитанник Афона, коему не по слухам только, а на опыте известен был образ жизни тамошних подвижников, святой Григорий входит во все подробности спорного предмета, преследует каждую клевету зломыслящих от первого ее начала и до последнего конца, и, рассеяв таким образом тьму, наведенную на Святую Гору, показывает ее во всем, дотоле еще не так известном, величии духовном. Даже плен у сарацин не связывает уст святого Григория: он и в узах продолжает разить врагов Православия и утверждать в истине колеблющихся чад Церкви.

В благодарность за сии-то апостольские подвиги, доставившие мир Церкви Православной и приобретшие Григорию наименование — «сын света Божественного», вскоре по святой кончине его, единодушно положено пастырями Церкви, чтобы память о нем украшала собою настоящий день недельный. Поскольку им ограждена и защищена честь не жителей только Афона, а всей жизни подвижнической; спасена честь святого поста, яко первейшего из средств, коим святые подвижники афонские достигали озарения светом Божественным: то воспоминание подвигов святого Григория всего более потому приличествовало не другому какому-либо времени, а именно дням Великого поста.

Мы, благодарение Господу, свободны от еретических треволнений, смущавших Церковь во время святого Григория, но память о нем весьма поучительна и для нас. Чем? Тем, чтобы мы, содержа в уме древний пример, не позволяли себе увлекаться теми легкомысленными суждениями о жизни подвижнической, и в частности о святом посте, кои, к сожалению, можно слышать по временам и из уст людей, нечуждых уважения к Церкви.

Не в первый и не в последний раз жизнь по духу подвергается нареканиям от людей плотских. Апостол давно сказал, что плотский «человек не приемлет,  Духа Божия: юродство бо ему есть, и не может разумети» (1 Кор. 2, 14). Приметьте выражение апостола: и не может разуметь; как же судить о том, чего не разумеем? Чтобы судить о духовных предметах, тем паче о духовных опытах, надобно самому судящему сподобиться Духа, чего да достигнем все мы благодатию Господнею и молитвами святого Григория! Аминь.

святитель. Иннокентий Херсонский

В Неделю святителя Григория Паламы иерей Геннадий Пугачёв говорил о том, чем прославился данный святой, а также о том первом шаге с нашей стороны, которого ждёт от нас Господь.

Подготовительные седмицы к Великому посту ставят нас перед лицом нашей греховности; Великий же пост, который в песнях церковных называется весной духовной, зовет нас духом подняться, в сердце и в уме расцвести радостью и благоговением перед Христом и Его спасительным делом – ведь мы спасены, потому что мы Им любимы, – и перед великими чудесами и делами Господними.

В сегодняшнем апостольском и евангельском чтениях нам открывается Божество, несравненность и величие Спасителя. Кто может прощать грехи на земле, как только Бог? – спрашивают люди. И Спаситель, совершая чудо перед ними, утверждает, что так же, как Он может восстановить человека в плоти его, так же может Он восстановить и его цельность духовную, простив всякий грех, очистив от всякой нечистоты, восстановив в нем во славе и красоте Божий образ.

И еще: каждое воскресенье Великого поста будет говорить нам о том, как Господь изливает на нас Свою Божественную благодать. И мы называем ее Божественной по учению Православной Церкви, провозглашенному Святым Григорием Паламой, чей день мы сегодня празднуем.

Он провозгласил, на основании опыта святых, что благодать Всесвятого Духа не есть нечто тварное, как это утверждают западные Церкви, а Самое Божество, изливающее на тварь, пронизывающее тварь до самых глубин, и делающее человека, по слову апостола Петра, причастником Божественной природы (2 Пет. 1, 4).

Это учение, основанное на личном опыте святых и на опыте всей Церкви в ее совокупности, является, может быть, самой великой нашей радостью: мы способны не только стать духоносными в каком-то переносном смысле, но подлинно богоносными, став, через благодать, которая есть Самое Божество, причастниками Божественной жизни и Божественной природы.

Это – слава человеческая, это – призвание наше; и поэтому говорит и святой Ириней Лионский, что слава Божия, сияние Божие, Божие торжество – это человек, выросший в полную меру своего величия. Это наше призвание, это голос Божий, обращенный к нам, зовущий нас стать тем, чем Бог нас задумал, стать тем, чем Он нас восхотел.

Вступим же в Великий пост так, чтобы вырасти в полную меру нашего человеческого достоинства, чтобы в нас воссияла слава Божия и чтобы через нас эта благодать распространилась и на всю вселенную, потому что апостол Павел говорит, что вся тварь стонет в ожидании момента, времени, когда явится слава сынов Божиих, когда человек станет достойным своего звания и всю тварь введет в Царство Божие.

митрополит Антоний Сурожский

Когда святитель Григорий Палама взялся защищать исихазм, самому исихазму было уже более тысячи лет. Эта традиция родилась вместе с монашеством, хранилась монахами, бережно передавалась от старца к ученику. А что такое исихазм? Объяснить очень сложно. Однако именно из-за этой загадочной практики афонских монахов в далеком четырнадцатом веке разгорелся нешуточный богословский спор, каждая из сторон которого обвиняла противника в ереси.

Монахи и богословие – уже скучно. Скука в квадрате. Попробуйте кому-нибудь из своих друзей разъяснить суть какой-нибудь богословской проблемы. Собеседник начнет зевать на второй минуте. На третьей устанете вы сами. Для обычного человека вся эта теологическая проблематика – «игра в бисер». В лучшем случае. Если речь идет, конечно, о настоящем богословии, а не о многочисленных подменах, ведь вопрос о богословски правильном чтении записок о здравии не изучают в духовных академиях.

Настоящий богословский текст найти нелегко. Гораздо проще с книгами по поводу богословия. Это похоже на ситуацию в литературе: есть писатели и поэты, а есть литературные критики, литературоведы, преподаватели литературы. В современном церковном лексиконе богослов – это, скорее всего, литературовед, специалист по богословским вопросам – истории, патрологии, канонического права. Самые изысканные из них занимаются «препарированием» святоотеческих текстов – «патрологоанатомы».

Как бы мы ни шутили насчет богословов-литературоведов, их работа крайне важна для жизни Церкви. Простое наличие таких специалистов – это «вопрос национальной безопасности». Служение ученого богослова – одно из самых благороднейших церковных служений. Таких людей надо не только поддерживать, но даже и баловать не грешно.

Однако, если ученые – это литературоведы, то кто же подлинный богослов? Настоящее богословие расцветает, когда сливаются воедино поэзия и философия, не в их техническом или жанровом исполнении, а в самом «первобытном» и стихийном. Богословие – это порыв неудержимого сердца. Покойный Платон в диалоге «Федр» убедительно доказывал, что любовь способна каждого превратить в поэта. Настоящий богослов обязан быть поэтом, не может без поэзии. И поэтом его делает любовь Божия, настигающая человека порой и без его ведома, понуждающая его не только говорить и писать, но искать уединения, бежать от мира. Любовь требует поступка, поэзии поступка. Любовь требует тебя всего целиком.

Монахи – люди, которые отдают себя Богу навсегда и полностью. Монахи – богословы по определению. Не все из них речисты, не каждый может даже внятно рассказать о своем опыте, но настоящий монах – это всегда богослов, именно потому, что он – практик. Он познает открывшуюся ему истину, взволновавшую его, потребовавшую пожертвовать ей всего себя без остатка. Он познает эту истину не только интеллектом, но всем своим существом, всей своей жизнью. Это богословие кожей. Такой богослов не просто живет идеей правоты Евангелия или стройностью богословской системы, он кожей переживает Истину, он вживается в Бога целиком, врастает в Него. Бог пронизывает подвижника, подвижник прорастает в Бога. Монах живет Богом буквально.

Однако эта жизнь в Боге дается человеку не по факту вступления в монастырь, а достигается тяжелейшим трудом самоочищения. Аскет познает Бога «в меру жития». Вот как об этом красиво пишет прп. Исаак Сирин: «Душа видит истину Божию по силе жития <…> несомненность веры в людях, высоких душею, открывается по мере того, как они по нравам своим сообразуются в житии с заповедями Господними» (Слово 30). Проще говоря, чем чище человек, тем больше ему открывается таин Божиих. Вот и апостол Павел велит «хранить таинство веры в чистой совести» (1 Тим. 3:9), потому что если совесть нечиста, тогда можно потерпеть «кораблекрушение в вере» (1 Тим. 1:19), совсем веру потерять.

Один из моих любимых стихов книги Притч звучит так: «В злохудожну душу не внидет премудрость и не будут обитать в теле, порабощенном греху» (Прем. 1:4). Так будет по-славянски. По-русски «злохудожную душу» нарекли «лукавой». В латинском тексте душа стала «дурноволящей» – malivolam animam. Славянский тут ближе греческому оригиналу «какотехнон псюхэн»: «како-технон» – словно дурная техника, злое искусство, извращенное художество. Изощренность во зле отпугивает Божию премудрость.

При чем же здесь исихасты? Афонские монахи, к которым с таким нежным трепетом относился святитель Григорий, были настоящими богословами-практиками. Сегодня написано множество книг об умном делании, и на солидных научных симпозиумах звучат тончайшие доклады о том, чем отличается энергия от природы, что значит «нетварный свет», каково происхождение исихастской терминологии. На самом деле все очень просто. Как известно, энергия – это свойство природы выявлять свою ипостась? Не поняли? Я думаю, что и афонские монахи не поняли.

Разобраться в стихии богословских споров дано не каждому. Не от каждого и требуется. Для этого в Церкви есть служение богословов-литературоведов. Нам же важно знать, что Божии старцы опытно познавали те истины, которые у нас записаны в Символе веры. У нас совсем не вызывают никаких чувств слова Символа веры о том, что Сын единосущен Отцу. А подвижники плакали над этими строками. Они видели Того, о Ком здесь поется. Они безошибочно понимали верность этих слов. Они видели эту единосущность, и никакие изысканные богословы не могли их переубедить в обратном.

Враги афонских подвижников смеялись над ними, выставляли их шутами, ссылались на мудрейшего Аквината, а Божии старцы точно знали, что свет, который видят они на молитве – нездешний, то есть нетварный, не из тканей этого мира соткан. Они это знали точно. И сколько силы было в этом знании! Когда-то апостол Павел признался: «Я знаю, в Кого уверовал» (2 Тим. 1:12). Он видел Христа собственными глазами. Он знал Его в лицо. Они общались лично, лицом к лицу. Подобный опыт открывался и афонским подвижникам. Они воистину знали, Кому молятся. Но им трудно было это высказать. Поэтому на защиту старцев стал образованный и речистый Григорий Палама.

Почему монахи так чтили святителя Григория Паламу, что еще в XIV веке посвятили ему целое воскресенье Великого поста? Его величие в единении двух служений: он был подвижник и поэт. Он сам был исихастом, прошел путь от простого послушника до наставника молитвы, путь трудного самоочищения. И вместе с тем он нашел правильные слова, чтобы этот опыт описать, подкрепить отеческой традицией и Писанием, а это уже труд ученого и поэта, овладевшего словом и подчинившего себе мысль.

Богословие не заканчивается святым Паламой, как и исихазм не ограничивается Афоном. Родятся новые подвижники, придут новые богословы, потому что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8). Монахи и богословы нужны друг другу, нужны Церкви, нужны священникам и мирянам. Это очень важно знать и помнить, как важно помнить и то, что монахам и богословам нужны миряне. Поэтому и праздник Григория Паламы – это не частный монашеский праздник, а торжество всей Церкви. Мы все – в одной семье, живы одним Отцом. Всё – наше, всё – для нас. Потому что Церковь – это праздник взаимной любви, которая открывается и монаху, и поэту, и простецу.

архимандрит Савва (Мажуко)

ПОДРОБНЕЕ О СВЯТИТЕЛЕ ГРИГОРИИ ПАЛАМЕ 

В сегодняшнем чтении святого апостола Павла говорилось о том, как наша Земля была сотворена Богом, и что она осуждена к уничтожению. «А вы, – обращается апостол Павел к людям, ко всем, и к нам в том числе, – а вы сохранены для того, чтобы прийти в Царство Божие, в Царство Небесное».

Сегодня, как обычно в Великом посту, мы совершили Божественную литургию святого Василия Великого, в которой очень большие, глубокомысленные слова приведены в молитвах. И в молитвах этой службы говорится о нас с вами. О том, что мы с вами оказались в своё время в раю сотворены все вместе, в ином мире, для того, чтобы вечно жить там с радостью, но мы все… И дальше Василий Великий говорит: «И Бог человека тогда поставил в таком положении, что он был равен ангелам, но он пал. И тогда был изгнан в мир сей». Вот почему апостол Павел говорит, что мир сей должен погибнуть. Вот почему. Потому что мир сей оказался грешным миром, результатом нашего с вами греха. И теперь у нас есть возможность вернуться.

Великий пост, как о том говорится в его объяснении, так называемом Синаксаре, является наше с вами покаяние за всё то, что мы совершили, начиная от того, что было в раю со Адамом и во Адаме, и потом в течение всей своей жизни на этой земле. Мы – это значит не только я и не только вы, стоящие здесь сейчас в храме. А мы – всё человечество, – говорит святой Григорий Нисский, брат Василия Великого, и другой святой через 600 лет после Григория Нисского Симеон Новый Богослов. – Весь человеческий род сюда заключён.
Вот смысл и суть сегодняшнего дня.

И этот день также, по Промыслу Божию, посвящён великому православному подвижнику, учителю и монаху, в последствии архиепископу Солунскому – Григорию Паламе.  Григорий Палама является одним из тех людей, который понял во всю глубину значение того, что я только что вам сказал. И он сказал, что для того, чтобы нам с вами вернуться назад в рай, нам нужно сейчес, здесь, принять на себя энергию Божию, которую Он нам даёт всё время, вот как этот солнечный луч. Этот солнечный луч – энергия Земли нашей, потому что она приходит на эту нашу Землю с солнца. Но это только образ и подобие того, что нисходит на нас в нашу душу, в наше сердце. И это приходит в ответ на нашу молитву. Наше отношение к Богу, говорили святые отцы древности, особенно на Афоне и в других святых местах, по гречески «исихия» – это значит молчание. Но не только физическое молчание, а углубление в самого себя так, что человек становится спокойным. В этом смысле слово греческое «исихия» по-русски может лучше всего звучать как «спокойствие». В этом спокойствии мы оказываемся не только субъективно молчаливыми, но так же и объективно, потому что наступает вокруг нас тишина. Какая тишина? Божественная. Божественная тишина, которая даёт нам силу бороться со всеми искушениями этого мира и становиться в путь, который ведёт нас прямо в Царство Небесное. Вот смысл учения исихастов с древнейших времён, и потом в XIV веке Григория Паламы, который к этому присоединил и такое объяснение, как я уже сказал, что к нам приходит особая благодать в энергии Божией. И, он говрит, эта энергия, она приходит к нам от Бога самого. Это не сотворённая нами, людьми, энергия или даже Богом самим. Это исходит из Его природы, из Господа нашего, Спасителя нашего, из Всей Пресвятой Троицы Отца и Сына и Святаго Духа. Приходит к нам для того, чтобы нам дать силы – силы человеческие, которые соединяются с Божественной силой, Божественной энергией, чтобы быть нам энергичными на нашем пути, особенно в Великом посту, в подготовке к Воскресению Христову – к Пасхе.

Есть ещё одно святоотеческое выражение на греческом языке, которое излагается так: фиосис. Что это такое? По-русски это можно перевести как обожение. Русский язык очень многогранен, и можно одним и тем же словом многое, иногда даже противоречивое, изобразить. Поэтому, обратите внимание, обожение, ударение на «божие». Но совсем другое значение имеет «обожание», например. Не будем путать этого, потому что так мы можем запутаться ужасно. Запомним это удивительное слово. И вот это слово означает, по мысли Григория Паламы и других великих святых как в древности IV-V века и потом через тысячу лет XIV-XV веков, что это означает для нас, что мы становимся детьми Божиими такими, какими мы были в раю. И мы, таким образом, сейчас уже здесь, на каждой Божественной литургии, можем почувствовать, воспринять это обожение, этот удивительный путь исихии, этот удивительный путь не только молчания, но и тишины вокруг нас, небесной тишины, радостной тишины, тишины любви и правды.
Итак, идя теперь из этого храма к себе домой, внесём туда, в наш дом, этот удивительный свет Фаворский, потому что это Преображение Господне, которое отражается на нас. И как в то время сторонники Григория Паламы на Великих Константинопольских Соборах в XIV веке говорили о том, что этот свет Преображения – несотворённый свет, потому что он принадлежит Самому Богу. И приходит он к нам в лице этой энергии и этого обожествления как Сила Небесная для того, чтобы укрепить наши слабые ноги на этой земле.

епископ Василий (Родзянко)

Когда мы с вами вступали в Великий пост, перед нашим мысленным, духовным взором стояли слова, сказанные Спасителем: “Если не отпустите грехи человекам, Отец ваш Небесный не отпустит вам ваши грехи”. Эти слова прежде всего о неосуждении, о том, что осуждение друг друга нам препятствует войти в Царство Небесное, быть со Христом, быть с Богом. И именно неосуждение вводит нас в Царство Небесное, соединяет нас со Христом. И в этом духе неосуждения мы просим друг у друга прощения в Прощеное воскресенье перед Великим постом.

Мы вошли в Великий пост и начали следовать путем, который лучше всего характеризуется молитвою Ефрема Сирина, которую мы так много, много раз повторяли на первой седмице Великого поста — не только ежедневно, но ежечасно. В этой молитве мы просили помощи Божией для того, чтобы не было в нас того плохого, чего так много в нас. Мы просили, умоляли Бога дать нам целомудрие, смиренномудрие, терпение и любовь, и умение зреть, видеть свои грехи и не осуждать братьев своих. Повторяли, ежечасно повторяли эту молитву по многу раз, а не только ежедневно. Первые дни первой седмицы Великого поста одни из нас слушали, а другие читали Покаянный канон Андрея Критского, который учил нас зреть свои грехи, видеть свои грехи и не осуждать.

О неосуждении я хочу здесь сказать буквально два слова — о силе неосуждения. Около великого святого Серафима Саровского жил простой монах Павел. Никакими подвигами он не подвизался: ни покаянным подвигом, ни молитвенным подвигом, ни постом — ничто его не отличало от простых людей. Но когда умер Павел, Серафим Саровский, которому были открыты небесные тайны, сказал: “Вот, брат Павел ничем не отличался от простых людей, никакими подвигами, а ведь вошел в Царство Небесное! Только за одно то, что никогда нигде никого не осудил”. Вот в этом духе неосуждения зовет Церковь жить и подвизаться всякими подвигами: и покаянным подвигом в посту, и всеми другими.

Мы обращаем большое внимание на режим еды во время поста — он имеет особое значение, но не нужно ему усваивать большего значения, чем он имеет. Не нужно думать, что картошина и постное масло вводят в Царство Небесное. Нет, именно подвиг неосуждения людей, терпение: “Ей, Господи Царю, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь”.

Молитва Ефрема Сирина “Господи и Владыко живота моего…” сопровождала нас всю первую седмицу. Она научала нас, как нам жить и для чего жить. Для того, чтобы быть со Христом, для того, чтобы быть с Богом. И мы так и старались жить на этой первой неделе Великого поста, творя эту молитву и имея ее постоянно не только в памяти, но в сердце и в наших устах.

Прошла первая неделя Великого поста. Пришло первое воскресенье Великого поста, посвященное Церковью Торжеству Православия. Какому торжеству? В чем это торжество? Конечно, в установлении иконопочитания, потому что именно это событие вспоминалось в первое воскресенье Великого поста. Но оно праздновалось нами совсем не как историческое событие, праздновался нами догматический смысл установления иконопочитания. Много-много лет назад христиане не знали, как относиться к иконам. Много-много лет шла борьба между христианами. “Нет, иконы не надо почитать. Как можно изображать Бога, Которого никто никогда не видел? Бог невидим никогда, следовательно, Бог неизобразим “. И вот, более тысячи лет тому назад собрался VII Вселенский Собор и решил: изобразим Бог! Потому что между первообразом и образом Божиим (“икона” — это греческое слово, которое значит “образ”), между Богом и иконою есть живая, действительная, реальная связь. И, поклоняясь иконе Бога, мы поклоняемся не дереву, мы поклоняемся не скульптуре какой-нибудь, мы поклоняемся не веществу — мы поклоняемся Самому Богу, потому что связь эта такова, что некоторые свойства Первообраза (в данном случае — Самого Бога) переходят на изображение, на икону, на образ Божий. Поэтому иконы — место встречи человека с Богом, человека со святым, со святостью. И некоторые свойства изображаемого на иконе — и Бога, и святого — переданы на этой иконе. Эта святость становится свойственной самой иконе. Так что, поклоняясь иконе и почитая икону, мы почитаем эту святость и приобщаемся силе, которая имеется в ней как свойство изображаемого на ней святого, или Самого Бога, или Божьей Матери.

Смысл Торжества Православия заключался в том, что открыта была новая истина православной веры. И когда после этого первого воскресенья Великого поста мы вступили во вторую седмицу, мы уже шли новым путем. Каким же путем? Дело в том, что икона, изображающая Бога, как учили святые отцы, установившие иконопочитание, возможно, соединяется с некоторыми свойствами Божиими потому, что Сам Бог-Творец вписал в каждого человека Свой образ, Свою икону. Каждый человек носит в себе живой образ Божий.

И вот, вступив во вторую седмицу Великого поста, мы уже хорошо знали, что образ Божий в нас есть. И этот образ Божий имеет в себе свойства Самого Бога. И цель устремления поста, устремления всех наших подвигов — покаянного, молитвенного, просьб наших — есть устремление к раскрытию в нас образа Божия, который вписан в нашу природу, в наше естество рукою Самого Бога-Творца. Легче стало дышать, лучше стало жить, мы чище становимся, видя, куда мы идем, и зачем мы идем, и о чем просим Бога.

Так шла вторая неделя Великого поста и привела нас к сегодняшнему воскресенью. Вторая неделя, второе воскресенье Великого поста всегда ставит мысленный, духовный наш взор перед учением святого Григория Паламы об образе Божьем в нас, потому что мы спрашиваем себя: “А что же такое “образ Божий”, вписанный Самим Богом в нас? В чем же он? Каков он? Что он такое?” А Григорий Палама именно на этот-то вопрос и отвечает. Святой Григорий Палама написал много творений, но одно из самых больших его творений, самых важных — это так называемый “Томос веры”. И в нем святой Григорий Палама говорит, что образ Божий в нас — это прежде всего свет, не физический свет, а тот самый свет, которым был осиян на Фаворской горе Господь Иисус Христос в час Своего дивного Преображения. Это свет славы Божьей, и образ Божий в человеке есть луч этой славы Божьей. Человек с образом Божиим в себе творит невероятные вещи — он его калечит, оскверняет, затемняет. Это мы знаем. Но, может быть, не все знают, что образ этот все-таки неуничтожим. Уничтожить в себе образ Божий человек не может по милости Божией к нам. Он неуничтожим! И он каждому из нас присущ этот свет нерукотворный, присносущный свет славы Божией, явленный на горе Фаворской в час Преображения Господня.

Вот в чем смысл учения Григория Паламы об образе Божием в нас, неуничтожимом и обладающем силою Божественной энергии. Раз мы знаем об этом, то следующую седмицу будем идти еще легче, чем шли до сих пор. Так вот что мы имеем внутри себя, вот что мы можем раскрыть!

Вернусь к святому Серафиму Саровскому. Святой Серафим Саровский имел ученика — Мотовилова. И однажды, когда Мотовилов спросил: “Старче, отче, а что такое Царство Небесное, слава Божия Царства Небесного?”, Серафим Саровский сказал: “Я это тебе покажу” — и показал. Он был весь осиян, сразу вошел в сияние необычной красоты, необычайного света, и Мотовилов пережил совершенно то же, что пережили ученики Христовы у подножия горы Фаворской, — им стало так хорошо (вы помните это), что Петр сказал: “Господи, мы не хотим отсюда уходить. Давай построим три кущи, останемся здесь”. И когда Мотовилов увидел этот свет в Серафиме Саровском, ему тоже стало так же хорошо. Именно потому, что этот свет — божественный свет, отблеск, луч божественной славы, явленной на Фаворской горе. Он нам присущ, каждому из нас он дан в образе Божием, который вписан в каждого человека.

И будем идти этим путем, по которому нас ведет молитва Ефрема Сирина “Господи и Владыко живота моего…”, будем этим путем идти еще увереннее, чем прежде (обыкновенно мы и идем еще увереннее на третьей седмице Великого поста), потому что знаем, что в нас есть то, что мы раскрываем в себе на путях настоящего, истинного покаяния.

Григорий Палама свой “Томос” начинает замечательными словами, словами, взятыми у апостола Павла. “Мы — причастники Божества”, — говорит святой Григорий Палама. Апостол Петр сказал даже сильнее: “Мы — причастники Божественного естества”. Вот кто такой человек, вот что такое человек!

Среди слушающих меня сейчас есть люди, занимающиеся литературой, музыкой, искусством, и они лучше меня знают, конечно, как много больших, самых больших умов человечества отмечало, что смысл жизни человека заключается в том, чтобы человек нашел самого себя. Великий северный писатель Ибсен как раз об этом говорил в одном из своих главных произведений: “Человек ищет самого себя, и он должен искать и найти самого себя”. Герой этого великого классического писателя стал героем и известного музыкального произведения тоже северного музыканта Грига (напомню вам об этом для того, чтобы вам было легче ориентироваться в том, о чем я говорю). А что значит “найти самого себя”? Это значит как раз найти в себе, увидеть в себе причастность Божеству и свою жизнь построить так, чтобы эта причастность Божеству была осуществлена.

Она осуществляется тогда, когда идет человек путем веры в Бога и веры в человека, которую проповедует Церковь. Эта причастность раскрывается, этот образ осуществляется человеком на том самом пути, о котором говорит молитва святого Ефрема Сирина. Мать-Церковь по-матерински берет за руку каждого из нас и ведет по тому пути, на котором человек непременно находит самого себя в самом высоком смысле слова, находит причастность Божеству в глубине своего существа. Конечно, Царство Божие существует объективно вне нас, но никогда не забывайте: Христос сказал, что Царство Божие также внутри нас. Вот, чтобы раскрыть его в себе, нужно послушаться Церкви, нужно принять материнское ее руководство, нужно отдать свои руки Матери-Церкви. И она, за эту руку тебя взявши, приведет непременно к счастью раскрытия в себе всего самого лучшего, самого святого, что может быть, — причастности Божеству. “Мы — причастники Божества” — как говорит Палама.

 

протоиерей Всеволод Шпиллер