Архив рубрики «Рекомендуем к прочтению»

Великий покаянный канон Андрея Критского — врата в пост.  Веками Церковь черпает вдохновение на усилия поста из творения архиепископа города Гортина на острове Крит. Но канон — экзамен на знание Священного Писания, потому что черпает оттуда образы и темы для раскрытия покаяния как естественной необходимости для каждого человека. 

Вот о ком мы слышим в четверг первой седмицы Великого поста.

Для человека, не очень хорошо знакомого со Священным Писанием, затруднительно понять, в чём мы каемся во время чтения Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского. Упоминаются люди и события из Священной истории, о которых кто-то, может быть, слышит впервые в жизни. Кто все эти люди, что с ними происходило, и как это связано с нашей жизнью?

 

Вот о ком мы слышим в среду первой седмицы Великого поста.

Для человека, не очень хорошо знакомого со Священным Писанием, затруднительно понять, в чём мы каемся во время чтения Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского. Упоминаются люди и события из Священной истории, о которых кто-то, может быть, слышит впервые в жизни. Кто все эти люди, что с ними происходило, и как это связано с нашей жизнью?

Вот о ком мы слышим во вторник первой седмицы Великого поста.

Вечером накануне наступления Великого поста в храмах совершается одна из самых трогательных служб в году — вечерня с чином прощения. А в течение всего дня по сложившемуся обычаю христиане просят друг у друга прощения за причиненные обиды, почему и носит последний день Масленицы, день воспоминания Адамова Изгнания, еще одно название — «Прощеное воскресенье».

Святитель Николай (Велимирович)Евангелие о Страшном Суде Те, кто считал и вычислял, утверждают, что на земле полтора миллиарда живых людей. Из этих полутора миллиардов живых людей ни один не в состоянии сказать вам от своего ума, что будет с миром в конце времен и что будет с нами после смерти. И все многие и многие миллиарды человеческих существ, жившие на земле до нас, не были в состоянии ничего от своего ума определенно и с уверенностью сказать о кончине мира и о том, что нас ожидает после смерти, — ничего, что мы могли бы разумом, сердцем и душою принять как истину.

22 февраля 2014 года в Грузии, в древнепрестольной столице Мцхета, в женском монастыре Самтавро, произошло событие, с великим благоговением и любовью ожидаемое православными Грузии и всего мира, знакомого с великим старцем и чудотворцем отцом Гавриилом (Ургебадзе), блаженным юродивым, — были обретены его святые мощи.

 В середине дня, очень организованно, при помощи военных, в их кольце, святые мощи крестным ходом, при великом стечении народа, были перенесены в собор Светицховели, который называют сердцем Грузии.

Продолжение на ПРАВОСЛАВИЕ.RU

Иноформация по ссылке обновляется

Притчу из главы 15 Евангелия от Луки, которая читается на литургии в воскресенье за две недели до начала Великого поста, обычно называют притчей о блудном сыне, хотя на самом деле это притча не только о нем, но и о его старшем брате, и, что очень важно, об их отце.
Парадоксальное поведение отца видно уже с самого начала притчи. Младший сын просит отца отдать причитающуюся ему часть имения. Как отмечали проповедники, в частности, митрополит Антоний Сурожский, эта просьба по сути звучала так: «отдай мне уже сейчас то, чем я бы воспользовался после твоей смерти». Действительно, наследство делят после смерти завещателя. Учитывая, что притча произнесена в Израиле, где существенную, если не основную часть имущества составлял земельный надел, мы можем предположить, что сын просит у отца и определенную часть земли, которую тут же продает, чтобы обратить в деньги и уйти в дальнюю страну. Для отца семейства такое поведение сына — несомненно, позор; и любой обычный («нормальный») отец в подобной ситуации не стал бы идти у сына на поводу: скорее всего, сын, дерзнувший обратиться к отцу с такой просьбой, был бы просто выгнан из дома. Здесь же, в притче, где под образом отца мы видим Отца небесного, показано, что Бог не удерживает нас силой при себе и попускает нам ходить «вслед путей своих», если мы не хотим жить вместе с Ним и поступать по Его воле. Отпуская нас, Отец отдает нам дары, которые принадлежат нам как Его детям — силы, таланты, здоровье и проч. Хочешь уходить — пожалуйста, путь открыт, тебя никто не держит.

Но вот, вдали от отца эти дары начинают иссякать. Младший сын, промотав имущество на распутную жизнь, остается ни с чем и доходит до крайней степени позора: он не только вынужден работать свинопасом, следя за нечистыми животными, но и рад бы был питаться едой, которую дают свиньям. «Рожки» — плоды рожкового дерева, растущего в Израиле, паломники могут попробовать их и привезти с собой варенье из этих плодов. Постепенно в сыне созревает желание вернуться домой. Но он понимает, что восстановить прежние отношения с отцом он не может — это не в его власти, и готов проситься в отцовское хозяйство в качестве наемника.

Издалека увидев возвращающегося сына, отец выбегает навстречу. Это, пожалуй, самый сильный образ из притчи. Для древних восточных культур, где отец семейства окружен почетом и уважением в гораздо большей степени, чем в современной культуре западного типа (в том числе нашей), старшие люди передвигаются неспешно. Бежать навстречу распутному сыну, опозорившему отца — крайне несолидно, это плохо выглядит в глазах соседей. Но отцу не важно, что подумают другие люди: он видит сына, который пропадал и нашелся, и не может сдержать радости. Так и небесный Отец выбегает нам навстречу, видя наше покаяние. Но покаяние — это именно возвращение к Отцу, а не одно лишь признание своей неправоты. Порой люди на исповеди спрашивают: «простит ли меня Бог?» Простит несомненно, если мы каемся, отходим от греха и возвращаемся к Отцу. Притча очень ярко это показывает.

Сын просит отца, чтобы тот принял его в число наемников. Но отец распоряжается иначе: принесите для сына его «первую» одежду (так в греческом тексте — одежду, означающую достоинство сына, которую он утратил, отказавшись от отца), заколите откормленного теленка, устроим пир и будем веселиться! Здесь очень важный момент. Часто отношения человека с Богом описывают как отношения раба, наемника или сына — в разное время мы проходим разные стадии этого, и не всегда последовательно. Точнее сказать, в разное время мы пытаемся строить наши отношения с Богом по одному из этих типов. Но — смотрите, что говорит нам притча! — Отец готов строить с нами только одни отношения: отношения отца к сыну. Мы не нужны Ему в качестве рабов или наемников. Вернуться в Отчий дом мы можем только как Его дети — исключительно так.

Дальше мы встречаем образ старшего сына. Тут нам стоит вспомнить начало притчи: отец уже разделил имение между сыновьями, значит, оставшаяся часть — это то, что по наследству отойдет к старшему сыну. Поэтому старший брат, возвращаясь домой и завидев признаки неожиданного веселья, понимает, что на этот пир тратятся средства из, в общем-то, его имущества. С какой стати? Я всю жизнь на тебя корячусь, и ты даже не дал мне козленка, чтобы повеселиться с друзьями! — упрекает он отца. Вернувшегося брата он не воспринимает как брата: «А когда этот твой сын вернулся…», — говорит он отцу, в то время как тот напоминает: «Брат твой…» В образе старшего сына могли узнавать себя фарисеи: внешне соблюдая все заповеди Закона, они не были готовы принять тех грешников, которых ицелял и которым давал прощение Иисус. Не так же ли порой и мы, люди церковные, с холодностью смотрим в сторону тех, кто стоит на пороге церкви и делает первые шаги, не выполняя и просто даже не зная всех тех мелочных внешний предписаний, которыми мы привыкли выражать свое «благочестие»?

Прочитанная сегодня притча дает нам богатую пищу для размышлений. С кем из персонажей притчи мы готовы ассоциировать себя? Как мы ведем себя в жизни? Нам хочется быть похожими на возвращающегося блудного сына, но, может быть, мы похожи скорее на его старшего брата?

прот.Дудченко Андрей

Источник: Киевская Русь

Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он — Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

16 февраля 1972

Подробнее: http://www.pravmir.ru/iosif-brodskij-sretenie-video/#ixzz2tOQVAzuv

Стихиры, глас 1.		На Господи воззвах: стихиры
Неописанное Слово и Пресущное, / Небесными престолы носимое со славою, / приемлет на руки Симеон, вопия: / ныне отпусти мя, / по глаголу Твоему, Спасе, / верных спасение и наслаждение.		Слово, беспредельное и сверхсущественное / Небесными Престолами носимое со славою / принимает во объятия Симеон, взывая: / «Ныне отпусти меня, по слову Твоему, Спаситель, / верных спасение и наслаждение!»

Младенца видев Тя, вопияше чудный Симеон: / Превечнаго Слова, от Отца рожденна, / страшуся и боюся / руками моими объяти, Владыко, / но с миром раба Твоего ищай, / ныне отпусти, яко Милосерд.		Как Младенца видя Тебя, / Слово, прежде веков от Отца рожденное, / взывал чудный Симеон: / «Трепещу и страшусь руками своими обнять Тебя, Владыка, / но отпусти раба Твоего, – я ищу того – / ныне с миром, как Милосердный!»
Ныне да отверзется дверь Небесная, / Иже от Отца без семене рождься Бог Слово, / родися от Девы, / плоть прием человечу волею, / обновити естество, яко Благ, / и посадити одесную Отца.		Ныне да отверзутся врата небесные: / от Отца вне времени рожденный Бог-Слово / родился от Девы плоть приняв, / желая, как Благой, естество смертное к Себе призвать / и поместить справа от Отца.
Слава, и ныне, глас 4, самогласен. Андрея Критскаго:		Слава, и ныне, глас 4, самогласен преп. Андрея Критского
Днесь священная Мати и святилища вышши / во святилище прииде, / явльшая миру Законодавца и закона Творца. / Егоже на руки прием старец Симеон, радуяся взываше: / ныне отпущаеши раба Твоего, / яко видех Тя, Спаса душ наших.		В сей день Матерь священная / и святилища высочайшая / прибыла во святилище, являя миру / Творца мира и Закона Подателя. / И, приняв Его в объятия, старец Симеон / радостно восклицал: / «Ныне отпускаешь Ты раба Твоего, / ибо увидел я Тебя, Спасителя душ наших!»

Седален, глас 1		Седален, глас 1
Лик Ангельский да удивится чудеси, / земнии же гласы, возопием пение, / зряще неизреченное Божие снизхождение, / Егоже бо трепещут Небесныя силы, / ныне старчи объемлют руце Единаго Человеколюбца.		Хор Ангельский да поражается чуду, / мы же, смертные, песнь воспоем своими голосами, / видя неизреченное Божие схождение на землю: / ибо Того, пред Кем трепещут небесные силы, / ныне принимают в объятия старческие руки, / как единственного Человеколюбца.

Сый со Отцем на Престоле святем, / пришед на землю, от Девы родися / и Младенец бысть, леты Сый неописан, / Егоже приим Симеон на руки, радуяся глаголаше: / ныне отпущаеши, Щедре, возвеселив раба Твоего.

Пребывающий вечно с Отцом на святом престоле, / придя на землю, от Девы родился и стал Младенцем, / Тот, Кто по существу временем не ограничен. / Симеон, приняв Его в объятия, радуясь, возглашал: / «Ныне Ты отпускаешь, Милосердный, возвеселив, раба Твоего!»

На хвалитех стихиры на 4, глас 4. Подобен: Дал еси знамение:		На «хвалите» стихиры на 4, глас 4 Подобен: Дал Ты знамение:
Закон, иже в писании, / исполняя, Человеколюбец / в церковь ныне приносится, / и Сего приемлет старыми руками Симеон старец, / ныне отпущаеши мя, вопия, / ко оному блаженству: / видех бо Тя днесь, плотию мертвенною обложеннаго, / животом господствующа / и смертию владычествующа.		Закон, в Писании данный исполняя, Человеколюбец, / ныне во Храм приносится, / и Его принимает старческими руками Симеон старец, / «Ныне отпускаешь меня», – взывая, – к тамошнему блаженству: / ибо увидел я Тебя в сей день, / смертной плотию облеченного, / но господствующего над жизнью / и над смертию владычествующего!».

Слава, и ныне, глас 6. Германово:		Слава, и ныне, глас 6, Патриарха Германа
На руках старческих во днешний день, / яко на колеснице Херувимстей, / восклонитися благоизволивый, Христе Боже, / и нас, поющих Тя, / страстей мучительства призываемый избави / и спаси, яко Человеколюбец.		На старческих руках в настоящий день / как на Херувимской колеснице возлечь благоволивший, Христе Боже, / и нас, воспевающих Тебя, / от владычества страстей, когда мы призовем Тебя, избавь / и спаси души наши!

Опыт юношеских лет, заключение в темнице, видения, которые у него там были, связь между его прошлой дурной жизнью и посещением Божиим позже, как будто беспричинным, привели к тому, что он познал Бога как Хозяина своей жизни. Но отношение Ефрема к Богу как к Господу и Владыке имело место не только на этом объектном уровне. Бог — Господь и Владыка не только объективно говоря: Ефрем выбрал Его Господом, по следам Его, как Наставника, он хотел идти. И когда он призывает нас признать Христа Господом, назвать Его Владыкой, он порой действительно подразумевает больше, чем мы готовы принять. Если мы хотим назвать Христа Владыкой и не быть осужденными, недостаточно говорить «Господи, Господи» — об этом предупреждает и Сам Христос (Мф 7:21), важно творить Его волю, а не только провозглашать Его слова.

Митрополит Сурожский Антоний