Когда в прощеное воскресенье православные испрашивают прощения друг у друга, то в ответ слышат:
– Бог простит, и я прощаю.
Именно изначально «Бог простит», а уж затем собственное извинение. Иначе и быть не может, потому что это очень тяжело для человека – взять и простить. Обычно лишь дежурное: «Я зла него не держу», а вот чтобы забыть и не вспоминать о боли, тебе причиненной, не получается. Это сверх наших сил. Все равно напомнится, и сердце кольнет несправедливость или безвинное обвинение. Разумея, что трудно вытравить память о несправедливости, что она имеет свойство раз за разом напоминать о себе, мы именно и говорим в начале «Бог простит». Только у Него, у Спасителя, хватит прощения на всех…
Почему же так трудно дается прощение и столь тягостно перенесение винных и невинных скорбей? Ответ прост и для собственного «я» крайне неблагозвучен: желание обличать и клеймить брата своего за его реальные или мнимые грехи укоренено в каждом из нас. Попрекать, укорять, винить и воспитывать стало любимым занятием. Этот грех сладок. И если не будет рядом близкого человека или соседа с соседкой, то мы тут же переходим на обличение дальних. Молодежь развращена, врачи и судьи – взяточники, начальники – глупы и самолюбивы, правительство – непрофессионально и сребролюбиво и так далее, и тому подобное…
Хотя молодежь мы сами такой воспитали, а врачи с судьями уже не один раз прямо или косвенно нас с того света вытаскивали, да и начальники с правительством нами же и избраны.
Есть еще один риторический злободневный вопрос: откуда приходит и почему так комфортно устраивается в душе нашей это желание осуждения иных? Ответ дан уже давно и заключен он в словах апостольских:
Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего (1Ин. 2,15- 16).
Любовь к миру, упоение благами этого мира, ежедневное стремление к телесным услаждениям и есть то уютное кресло, в котором столь уверенно и по-хозяйски сидит в нас осуждение и обвинение. И не приведи Господь покуситься хотя бы на малую толику нашего собственного любимого «я», – тут же камни осуждения и булыжники обвинений полетят в обидчика. Хотя, как часто бывает, «обидчик» и не виноват вовсе, или по нашей вине стал таким «плохим и нехорошим».
Есть такая популярная, к месту и ни к месту применяемая библейская фраза: «Время собирать камни». Так вот, прежде чем собирать камни для возрождения утерянного, забранного и разрушенного, надобно выбросить глыбы греха из своего сердца.
Наверное, многие помнят старую притчу о том, как однажды приехал на рынок крестьянин по делам своим хозяйским. Привязал лошадь с повозкой там, где полагалось, да пошел за нужным ему товаром.
Около привязи подростки баловались (они всегда во все века балуются, когда без пригляду остаются). Наносили они крестьянину в повозку валунов каменных, да сверху попоной прикрыли.
Вернулся хозяин. Мешок с покупками в телегу бросил, лошадь отвязал, вожжами подергал, поехали, мол. Стоит кобылка. Дернулась, и ни с места. Кнута безвинно получила, брани наслушалась, да что толку? Не хватает силы лошадиной…
Лишь глянув внимательно на телегу, понял крестьянин, что зря животину вожжами да кнутом хлестал. Поругался еще хозяин маленько, валуны каменные сгрузил и домой отправился.
Прошло много лет. Перед очередным постом, в один из вечеров, постучались в избу к крестьянину четверо уже немолодых седовласых человека. Бухнулись на колени, да и просят прощения за ту давнюю и далекую глупую «шутку».
Улыбнулся хозяин, с колен гостей поднял да и сказал: «Вы вот почти всю жизнь свою камни эти в душе носили, а я их еще тогда, на базаре, выбросил из своего сердца».
Вот и нам нынче предстоит – выбросить то, что сердце отягощает и от Бога отделяет. Сложно это. По многим причинам. И первая из них та, что камни греха стали необходимым приложением собственной повседневности. Загрузили мы ими повозку тела своего и, задыхаясь от болячек, от них произошедших, тащим этот груз из года в год до самой ямы… Хотя там камни не нужны. Землей обходятся.
Прощенное воскресенье. Затем Великая Четыредесятница. Пост.
Уже нынче священники и храмы к концу службы будут в темных облачениях покаяния, чтобы через 47 дней в Великую Субботу переоблачиться в белый цвет очищения, а затем, на следующий день, засверкать радостными красными пасхальными ризами.
Надобно, чтобы и души наши, нынче темные от струпьев грехов, стали к Христову Воскресению «паче снега убеленными», поэтому и звучит в этот день в устах православных умилительная и искренняя просьба:
«Простите меня грешного».
протоиерей Александр Авдюгин