Образ Бога
С кем я на самом деле встречаюсь, когда, как говорят, вижу в Небе кулак. Понятно, что мы до конца не свободны от своих проекций, искажений, кто из нас может сказать, что видел Бога Живого? Но все-таки есть пример очень явных искажений и их легко обнаружить.
Не нужно быть духоносным старцем, чтобы видеть, порой, очень серьезное искажение образа Бога, в частности, когда Он представляется как фигура крайне директивная, оценивающая, карающая, наказующая.
Отношения с Богом
Что значит «личные отношения с Богом»? Это, когда я вижу какие-то ответы, я вижу участие Бога в моей жизни. Часто говорят, что надо благодарить Бога за то, что Он о нас заботится. Но надо видеть, как Он обо мне заботится, видеть Его действия в моей жизни. Человечество не изменилось со времен Понтия Пилата. Одни и те же люди кричали «Осанна!», а потом они же – «Распни, распни!» , не хотя получать того, что Бог готов был им предложить, не хотя Его. То же самое с нами происходит, когда мы хотим от Бога получать то, что нам нужно, а когда мы этого не получаем, то говорим: «Ты нам не нужен». Почему это происходит? Потому что я не знаю, кто Ты, у меня нет с Тобой личного контакта, я не знаю какой Ты, какой Ты на самом деле, как Ты на самом деле меня любишь, как Ты на самом деле обо мне заботишься, чего Ты на самом деле для меня хочешь. Ты, будь любезен, мне давай! Ах, не даешь? Тогда Ты не нужен.
Мотивация
Что лежит в основе того, что человек находится в Церкви, все соблюдает? Какова мотивация религиозности, пребывания в Церкви? Какая была основа, фундамент этого, условно скажем, религиозного поведения? Поведение – вещь объективная. Вот человек ходит в храм, участвует в таинствах. А какова внутренняя составляющая, прежде всего, мотивационная? Что за этим стоит?
Неподлинная религиозная мотивация
К сожалению, так бывает и, может быть, нередко, что в Церковь человек входит как в социальный институт, систему норм и правил, мировоззренческую систему.И все это неплохо, если занимает свое место, не становится главным в иерархии.
Инфантильность и доверие себе
Или еще одна частая мотивация – это желание готовых ответов. И это очень серьезная проблема, когда человек уходит от ответственности, не желает принимать ответственность на себя за свою жизнь, свои решения. Это очень удобно, когда ты приходишь, и тебе дают систему готовых ответов: что нужно делать, как нужно себя вести.
Выглядит все крайне благочестиво: «Я отрекаюсь своей воли», «я ничего не могу решать, потому что я прах земной, человек, ничего не стоящий, никто, поэтому я буду слушаться».
Кого? Ну, духовника, в данном случае. Потому что если пытаться слушаться Евангелия, то это безумно сложно. В Евангелии нет предельно прямых готовых ответов на все случаи жизни, и требуется особая внутренняя работа и те самые личные отношения с Богом, чтобы смочь услышать Евангелие в приложении к себе конкретно. Это тяжело и не везде это практикуется. И тогда очень удобно скинуть ответственность и, по сути дела, не меняться.
Единственная истинная мотивация жизни в Церкви – искания Самого Бога и любви к Нему. Это не значит, что все остальные мотивации априори плохие, просто важны приоритеты, иерархия. Нормально что-то у Бога просить или любить православное культурное наследие – нет ничего плохого в этом. Проблема начинается тогда, когда нет главного и второстепенное встает на его место.
Образ себя
И тут вскрывается очень важная проблема – это образ себя. Мы много читаем и говорим про любовь к Богу и ближнему, все знают, что главное — любить Бога и ближнего, и также все знают, что себя любить нельзя. Почему? Потому что себя мы видим тоже искаженно, ставим знак равенства между собой и нашими грехами и страстями. Мы смотрим на себя своими кривыми, грязными очками, видим “помойку” своей души и думаем: «Вот эта вся помойка и есть настоящая я, какой кошмар!». И на ближнего мы смотрим так же, а порой даже хуже: «Я, конечно, ужасна, но он еще хуже». Это взгляд близорукий, помраченный. Если я никто, ничто и звать меня никак, и это есть точка истины, – точка, не запятая, – то это может привести к серьезному личностному «застою», если не сказать – регрессу. А мысль о том, что я что-то значу, трактуется как гордость, грех. Проблема в том, что дорога эта тупиковая, здесь вмешивается психологическая проблема неценности себя, к которой, как правило, приходит человек из-за дефицита безусловной любви в детстве. Христос сказал: «Я уже не называю вас рабами… Я называю вас друзьями» (Ин, 15 глава), но это и другие места в Евангелии почему-то нередко игнорируются.
А в свете безусловной любви мы можем увидеть себя настоящими, а не просто в невротическом копании в своих грехах по списку, брошюрке с грехами. Если мы можем предстать хотя бы на какую-то секунду, может, в каком-то особенном молитвенном предстоянии, но предстать перед светом любви Бога, тогда у нас, как у евангельского слепого, могут открыться очи, и мы увидим себя по-настоящему, такими, какие мы есть, такими, какими нас видит Он. Вот это, может быть, самое главное. Увидеть не то, что я про себя думаю (я могу про себя думать слишком хорошо или слишком плохо, чаще слишком плохо, а это тоже не лучший способ), а увидеть себя таким, каким меня видит Он.
Христоцентричность
Человеку бывает трудно вырваться в реальное духовное пространство, в эти живые отношения с Богом, потому что ему надо суметь на Него посмотреть, к Нему обратиться. А как он это может сделать, если смотреть надо все время вниз, очи долу, повторяя, что я – ничто? Ведь очень важно, куда человек смотрит – на себя, на свои грехи, или он смотрит на Бога. Он идет от тьмы или он идет к Свету? Огромная разница! Митр. Антоний Сурожский много об этом говорит.
Дети Царя
Когда проповедуется идея утрированного уничижения личности человека, за этим теряется такой очень важный евангельский дух, о чем, собственно, вся Библия. Мы молимся «Отче наш», мы знаем, что Бог – наш Отец, но мало кто задумывается, а кто тогда я? Если Он – Отец, то я – ребенок Бога, я – сын или дочь. Сын или дочь Царя.
Это важная идентичность, ответ на вопрос, кто я. Если я – совокупность греха, это одна ситуация, и определенные следствия, а если я все-таки любимейший, драгоценнейший ребенок Бога, да, ребенок, который много чего плохого делает, но все равно любим, то совсем другая картина мира выстраивается. Вообще, наша идентичность сильно влияет на наше мышление. И ложная самооценка, и ложное покаяние, и невротическое самоуничижение – все это связано с самоидентичностью. Поэтому вопрос «кто я?» такой важный. Как важно, на чем я фокусируюсь – на грехах или на Христе, так и здесь – я любимый ребенок Бога или совокупность страстей?
Смирение
А как это ощущение, что я сын или дочь Царя, сочетается с ощущением себя первым из грешников, смирением? Ведь одно дело, надо считать себя первым из грешников, а другое дело, когда это рождается изнутри. Когда в момент яркой встречи со Христом, встречи-узнавания, Петр говорит: «Отойди от меня, я человек грешный». В этот момент происходит какое-то открытие для него. Дело не в рыбе, а в том, что в этом чуде ему открылось Божество, и он понимает, что он не достоин быть рядом и даже говорит: «Отойди от меня».
Думаю, со многими людьми так и происходит: если случается опытная встреча с Любовью в жизни человека, когда удается всем существом прочувствовать, какова мера Любви, как она бесконечна, велика, в этот момент для человека это может оказаться невыносимо, как для Петра, как будто от этого хочется сбежать. Есть такая аналогия этому явлению: мы привыкли жить в грязном воздухе и если нас поместить в очень чистый воздух, то даже в легких наших будет происходить что-то не то, мы настолько привыкли к чему-то ненормальному, что когда мы попадаем в норму, мы не можем эту норму вынести.
психолог и психотерапевт Марина Филоник
Отличный текст, к которому хочется и нужно возвращаться.
Полная запись по ссылке
«С кем я на самом деле встречаюсь, когда вижу в Небе кулак?»
Может быть, и кризиса веры никакого нет, потому что веры не было?