Христос воскресе!
Для начала придется сказать об известном почти всем опытном обстоятельстве, по которому память о расслабленном становится в эти дни, дни после Пасхи, наиболее уместной. К сожалению, почти все православные знают об особом состоянии после Пасхи, которое иначе как расслаблением не назовешь. Это обычная закономерность послепасхального расслабления. Закономерность закономерностью, но все же, когда она известна уже какое-то количество лет, пожалуй, пора становиться уже настолько опытными, чтобы предусмотреть ее и, значит, осуществлять что-то во избежание этого послепасхального расслабления. Дело в том, что этот душевный фон расслабления создает прекрасную почву для самых разнообразных грехов, которые после поста начинают вновь действовать.
Есть совершенно неправильный принцип, распространенный среди современных христиан, состоящий в том, что их духовная и нравственная работа строится не по образу аскетического опыта Церкви, а по опыту, принятому в так называемом цивилизованном обществе. Потому что христианская аскетика призывает к тому, чтобы грех был вырван, чтобы греховная склонность, содержание греховного бытия было вырвано. Опыт же цивилизации говорит прямо о другом – о том, чтобы грех был задавлен, чтобы его не было видно, чтобы другие его не замечали, да и самому чтобы не было особенно противно. Это значит: придави себя. Разумеется, расслабленность от этого не проходит, а только прячется на некоторое время, а потом свое берет.
Нам следует преклоняться перед этим великим терпением, многолетним, тридцативосьмилетним терпением евангельского расслабленного. У нас если боль какая на полтора дня, уже такие начинаются оханья и такая проявляется неспособность вынести страдание! Так что преклонимся перед этим великим опытом терпения. Но ведь и не просто терпения, а терпения, которое хотя и связано было с желанием личного блага, но имело и очевидно религиозный характер. Не к целителям тогдашним прибегал расслабленный, а ждал религиозного разрешения желанного для него хода дел. И когда уже, кажется, невозможно было ждать, он все ждал. Ангел бо Господень на (всяко) лето схождаше в купель и возмущаше воду (Ин. 5, 4). И по этой причине можно смотреть на расслабленного не с позиций современного цивилизованного “свысока”, но, напротив, с сердечным умилением и глубоким сознанием значимости этого, скажу прямо, подвига.
Воскресение Христово есть тот всемирно созидающий и восстанавливающий факт, который и здесь, на земле, совершает свои чудеса, насколько человек способен воспринять их. И главное из чудес – это чудо веры. И как бы вы справедливо ни относились с известным покаянным и уничижительным чувством к самим себе (и это воистину достойно – так к себе относиться), но правда и то, что чудом Воскресения и чудом веры мы рождены уже здесь, на земле, для иного бытия.
Что касается самого евангельского события, в нем уже действует предварение Воскресения Христова. И это исцеление стоит в ряду тех событий, в которых предварительно осуществляется исцеленное и воскресшее новое бытие. Искал и ждал расслабленный для себя важного и не знал, что дождется существенно большего. Ждал сравнительно малое, а получил великое. Ждал, хотя и с терпением, и с религиозным чувством физического исцеления, а получил встречу с Богом. Ждал почти эгоистически облегчения страданий, получил как результат этой встречи переживание высочайшего блага, которое называют блаженством. И хотя Евангелие, целомудренное и сдержанное, мало говорит о человеческих переживаниях, можно совершенно не сомневаться, что если сумел сохранить в себе этот бывший расслабленный то новое бытие, которое явилось результатом встречи с Богом, то оно и определило навсегда – и на эту временную жизнь, ее остаток, и на вечность – духовное восстановление и воскресение его.
Так что иногда, как это ни парадоксально звучит, полезно быть и расслабленным – во всяком случае, когда в расслаблении своем искренне и серьезно ждешь встречи с Богом. Дай Бог нам, нынешним, неизбежно расслабленным людям, переменить сам тип своего расслабления, перевести его от бессмысленного и бессодержательного в расслабление терпящее, ожидающее и надеющееся. И тогда, как и все в жизни, что имеет подлинные мотивы религиозного сознания, оно раскроется как дело самого высокого на земле человеческого воплощения.
протоиерей Владислав Свешников