«Троицу», написанную Андреем Рублевым, никто не видел лет четыреста. Спустя столетие после создания ее, потемневшую от свечного дыма, покрытую олифой, впервые «поновили», то есть наложили поверх новый слой краски. А потом еще три или четыре, один другого темнее и благостнее. Сохранялся образ, а не живопись.Павел Флоренский увидел настоящую «Троицу» Андрея Рублева одним из первых людей за последние несколько веков. Уникальная возможность для священника, философа и искусствоведа. В самом начале советского государства, в 1919 году, он был членом Комиссии по охране памятников искусства Троице-Сергиевой лавры и присутствовал при снятии золотого оклада, при расчистке более поздних слоев, на протяжении веков ложившихся сверху на рублевскую живопись. «Есть «Троица» Рублева, следовательно есть Бог», — спустя несколько лет напишет Флоренский в книге «Иконостас».

Эта фраза, мистическая и богословская, на первый взгляд, была вписана во вполне конкретный философский и искусствоведческий контекст. Есть художники, утверждал Флоренский, которые пишут библейские сюжеты, восходя в своем вдохновении в другой, духовный мир – и тогда их образы основаны на земных видениях, на человеческих лицах и поступках. Они от земли только отрываются и не всегда достигают истины. А есть художники, которые создают картины, уже возвращаясь из мира высшего – и тогда образы основаны исключительно на образах этого мира, увиденного духовным зрением. И Андрей Рублев (как и Рафаэль, например) – один из художников, видевших Бога и видевших истину.

«Троица» никогда не была ни чудотворной, ни исцеляющей иконой, с нее не делали множество списков, как, например, с Владимирской иконы Божьей матери. Ее удивительное воздействие на человека не объясняется чудесами, оно само по себе чудо. Чистая живопись. Советские искусствоведы и историки, написавшие сотни монографий к 600-летию Рублева в 60-х годах, Андрей Тарковский, показавший в своем фильме «Троицу» единственно цветными кадрами, реставраторы, верующие, священники, посетители Третьяковской галереи, наконец – все видевшие икону ощущали неземное спокойствие и тихий восторг.

Но вместе с мистическими переживаниями советские реставраторы, открывая «Троицу», сделали возможным еще и ее художественное изучение. И восторг искусствоведов оказался сродни благоговению верующих. Даже комментируя композиционное совершенство или колористическое решение иконы, они рано или поздно сбиваются с терминов на эмоции: «обаяние», «загадочный творческий скачок», «откровение», «внутренняя гармония». И все же «Троицу» за последнее столетие достаточно изучили.

Краски. Византийские иконы, которые видел Рублев и на которых учился, были совсем иными по колориту. Гармоничность цветовых сочетаний в них достигалась выбеливанием цветов, приглушенностью благородных, смешанных оттенков. Чистого цвета в них не было, и уж тем более контраста чистых цветов. Рублев был первым, кто чистоту и неземное сияние выразил цветом. Яркий синий, использованный в «Троице» называют «рублевским голубцом», до сих пор.

Сюжет. Каноничный ветхозаветный сюжет об Аврааме и Сарре, которые угощали трех странников и понимали, что это сам Бог находится с ними за одним столом, Рублев тоже исполнил по-новому. На гостеприимном столе осталась одна чаша, а хозяев просто нет, как нет и самого действия угощения. Это мы, стоящие перед иконой, принимаем Бога вместо Авраама и замираем от открывшегося нашим глазам бессловесного общения трех ангелов.

Символы. Обычные для иконографии этого сюжета элементы пейзажа – Мамврийский дуб, дом Авраама, гора – у Рублева становятся многозначными символами, над толкованием которых критики спорят до сих пор. Дерево за спиной среднего ангела, скорее всего Христа, символизирует воскресение, а его изогнутый ствол, как и зигзагообразный вырез хитона, говорит о сложной, мученической судьбе, ожидающей Божьего сына на земле. Гора – это символ восхождения к небу, «восхищения духа», а значит правый ангел – Святой Дух. Над ангелом, воплотившим Бога-Отца, возвышаются палаты, которые есть символ «домостроительства», созидания и сотворения.

Композиция. Круговая композиция иконы – это все то же изображение единства, нераздельности, троичности Бога, а вместе с тем символ единения в любви. Очень важный смысл для того периода междоусобиц, побоищ и выжигающих дотла пожаров.

Но даже когда открываются тысячи смыслов, символов, особенностей композиции и ритмов, «Троица» остается произведением, несущим необъяснимое «обаяние», «загадочный творческий скачок», «откровение» и «внутреннюю гармонию», произведением человека, который видел Бога.